На следующий день, я развез с утра газеты и журналы клиентам мистера Олдриджа. Хозяин лавки одобрил бюджет на обустройство подсобки, и я отправился домой, чтобы попросить Марка сходить со мной на рынок и помочь донести полки и архивные коробки до магазина.
Вернувшишь в поместье, я застал Хелену в гостинной беседующей с незнакомой мне женщиной. То была толстая рыжая дама неприятной наружности. Ее короткие вихры торчали в разные стороны и завивались подобно поросячьим хвостикам. Над капризно припухлой верхней губой виднелся пушок усов. Из бородавки на обрюзгшем подбородке торчали несколько волосков. Лицо со свисающими как у английского бульдога щеками блестело от пота. Образ был настолько карикатурный, что я опасаюсь, как бы читатель не усомнился в достоверности моего описания.
Было очевидно, что особа эта, по природе своей, была весьма высокомерной, но, когда она обращалась к Хелене, ее маленькие хитрые глаза становились масляными, а улыбка настолько подобострастной, что было тошно от ее приторности. Когда она наигранно-любезно ухмылялась, она обнажала свои желтые зубы, и от ее оскала меня бросало в дрожь.
Как я узнал позже, ей было чуть за сорок, но избыточный вес зрительно прибавлял лишних лет.
На женщине была темно-синяя юбка из какой-то плотной ткани и того же цвета пиджак в тонкую красную клетку. Пуговица на груди дамы держалась из последних сил, и казалось вот-вот отскочит прямо в глаз сидящей напротив Хелены.
— Томас, здравствуй, — завидела меня хозяйка дома, — уточни у Марка, когда будет готов завтрак.
Я кивнул и отправился на кухню, однако, уходя, заметил, как Хелена протянула женщине увесистый белый конверт.
— Свинка там? — озадачил меня вопросом Марк, когда я вошел на кухню. В тот момент он стоял у плиты и опускал ломтик бекона в шипящее на сковороде масло, — Рыжая бестия… — уточнил он, заметив мое недоумение.
— Да. Она в гостиной с Хеленой.
— Хелена попросила на завтрак яичницу с беконом. Я сразу понял, что пришла Пэгги. Хелена из мяса предпочитает птицу и говядину, а свинину ест за редким исключением, например, когда приходит Пэгги.
— Кто эта Пэгги?
— Пэгги Бёрджесс — директриса приюта Святой Батильды.
— Что она делает у нас в гостиной? — спросил я.
— Хелена занимается благотворительностью. Она оказывает приюту Святой Батильды финансовую помощь и пытается пристроить сирот в приемные семьи.
Я подумал, что Хелена помогает сиротам, в частности, для того, чтобы искупить вину за смерть маленькой Дэстени.
Марк подал две яичницы с беконом в гостиную. Миссис Бёрджесс с аппетитом уплела свою порцию и кусочком хлеба вымакала оставшийся на тарелке желток, после чего попросила в качестве добавки еще бекона. Ее бледные губы блестели от жира. Съев еще пять ломтиков бекона, она отхлебнула чая с бергамотом и отведала черничный кекс, несколько зефирок, рахат лукум и семь галетов, окунув их предварительно в клубничное варенье. Она потянулась еще за одним, но, передумав, с трудом поднялась с кресла, закинула на плечо бордовую сумочку и сказала:
— Ну, что ж, Хелен, поедемте!
Хелен встала и надела широкополую шляпу. Шляпы составляли половину ее гардероба. Носила она их чуть набок, чтобы прикрывать свой шрам.
У входа их ждал Гарм с небольшим чемоданчиком. Дворецкий уложил поклажу в багажник, и Хелена села за руль своего Крайслера Нью-Йоркера 1959 года. Пэгги расположилась рядом на пассажирском кресле, и Хелена завела мотор.
«Куда они уехали?», «Зачем?», «Когда вернется Хелена?» — на эти вопросы мне не ответила даже болтушка Элизабет.
***
Остаток дня я провел в книжной лавке, обустраивая склад в подсобке. Меня волновали нестыковки в рассказе Элизабет о Гарме и Битве у горы Блэр, а также во мне не утихало любопытство по поводу утренней посетительницы поместья Дальберг-Актонов.
Но работа увлекла меня, и я смог на время отпустить навязчивые мысли. Я вооружился инструментами и прикрутил полки в несколько рядов по всему периметру кладовки. Я без труда орудовал дрелью: я многое умел делать руками, так как в Филадельфии мне частенько приходилось подрабатывать разными способами.
Увидев проделанную мною работу, мистер Олдридж одобрительно похлопал меня по плечу:
— Так держать, Томас, — сказал он, и я расплылся в улыбке. Заслужить похвалу мистера Олдриджа было непросто. Он был заносчивым стариком, но с первой встречи внушил мне такое почтение, что я бессознательно хотел ему угодить, — Ты вовсе не белоручка, как мне думалось. Помни, мальчик, нет ничего благороднее, чем труд. Люди «благородного происхождения» считают, что труд их унижает. Но работа никого не унижает, и нет грязной работы. Леность и безделье — вот позор для честного человека.