Миссис Фостер наблюдала за мной украдкой и, глянув на мой багаж, заметила:
— Ты такой рослый мальчик, Томас. Тебе будет в пору вся одежда Пола. Хорошо, что ты не взял с собой много вещей.
Помимо одежды в моем чемодане лежали Библия и моя рукопись, которая представляла собой толстую тетрадь, исписанную от корки до корки.
Я хотел подать свое произведение в издательство, но они принимали на рассмотрение только машинописные рукописи. Долгое время я пытался скопить на недорогую подержанную механическую машинку. Однако, когда мне недоставало всего пару сотен на заветную покупку, один из многочисленных «приятелей» моей мамы, нашел мои сбережения и бесследно пропал вместе с ними. Тогда я отдал последние карманные деньги знакомой машинистке, чтобы та набрала мою книгу. Я отправил печатный текст в издательство, но оно отказало мне в публикации, а машинописный экземпляр не вернуло. Это событие сильно огорчило меня.
Я положил рукопись на стол, рядом с машинкой, предвкушая, как начну перепечатывать текст. Эта тетрадь на тот момент была самой ценной моей собственностью.
Миссис Фостер застелила кровать белоснежной, пахнущей свежестью простыней и окинула меня оценивающим взглядом. Ее глаза задержались на штанинах моих брюк. Она ахнула и всплеснула руками:
— Где же ты умудрился так запачкаться?
— Я шел пешком от Гордона. В темноте было сложно не вступить в грязь.
— От самого Гордона? Ты, наверное, так устал и проголодался. Ничего-ничего, скоро Гарм принесет ужин.
— Я бы сейчас душу дьяволу продал за ужин! — вырвалась у меня легкомысленная шутка.
— Тебе не следует так говорить, — осекла меня Элизабет и невольно коснулась креста на шее, — Твой отец рассердился бы, услышь он такое из твоих уст.
Элизабет достала из отцовского шкафа синюю хлопковую пижаму и протянула мне.
— Переодевайся, — скомандовала она, — Я заберу твою одежду, а завтра постираю. Что стоишь! Чего ты? Меня стесняешься, что ли? Ну так я отвернусь. Не гляжу, не гляжу.
Я надел пижаму, а миссис Фостер тем временем сменила наволочки и пододеяльник.
— О, милый мой мальчик! — радостно воскликнула она, увидев в моем чемодане Библию, — так славно, что одна из немногих вещей, что ты с собой захватил — Библия.
Ее глаза засияли благоговейным блеском.
Я смутился, потому что, в сущности, Библия была со мной в качестве некоего талисмана. Я никогда целенаправленно не открывал ее, чтобы прочесть, и был знаком со многими библейскими историями только по рассказам матери. Все мои познания Библии были весьма примитивными и поверхностными. Я знал, что Иисус был распят на кресте за грехи всего человечества. В этом заключалась суть «Евангелия» или, в переводе с греческого, «благой вести», которую апостолы должны были донести всему миру. Единственным местом Писания, которое я знал наизусть был 16-й стих третьей главы Евангелия от Иоанна:
Ибо так возлюбил Бог мир,
что отдал Сына Своего Единородного,
дабы всякий верующий в Него,
не погиб, но имел жизнь вечную.
[Иоанна 3:16, Синодальный перевод]
Я помнил рассказы о чудесах, которые творил Иисус: Он превращал воду в вино и насыщал толпы людей, имея лишь пять хлебов и пару рыбешек; исцелял болезни и изгонял бесов. Я также имел смутное представление о Ноевом ковчеге, Вавилонской башне и освобождении израильтян во главе с Моисеем от ига египтян, о чем, впрочем, узнал из своей ярко-желтой иллюстрированной детской Библии, которая называлась «Детский сад библейских историй» [A Child’s Garden of Bible Stories, Arthur W. Gross, издававшаяся с 1948 года]. В четырнадцать лет я получил от матери в качестве подарка на день рождения свою «взрослую» Библию. Она и лежала теперь в моем чемодане. В сложные периоды жизни я молился и открывал Библию на случайной странице, чтобы получить ответ на волнующий вопрос.
— Твой отец был глубоко верующим человеком, — заметила Элизабет.
— Был? — переспросил я.
— Был и есть, — поправилась миссис Фостер и нервно сглотнула.
Она подошла к книжному стеллажу и достала с полки Библию моего отца. Она существенно отличалась от моей: обложка, кашированная кожей приятного терракотового цвета, французский переплет с выпуклыми декоративными элементами на корешке, позолоченные боковые срезы — она не шла ни в какое сравнение с моей простенькой Библией с желтыми страницами.
Я принял Книгу из рук миссис Фостер и пролистал ее. Я заметил множество подчеркиваний и рукописных примечаний. Закладка-ляссе лежала между страницами книги Притч и здесь мой взор случайно остановился на следующих строчках:
Погибели предшествует гордость, и падению — надменность.