Выбрать главу

В XI веке Махмуд аль-Кашгари заявил, что «все тюрки… ведут свое происхождение от Тюрка, сына Иафета, сына Ноя»{10}, и эта версия стала аксиомой во всех мусульманских обществах Центральной Азии. Согласно исламским верованиям, Адам и Ной были первыми из большого числа посланников, которых Бог отправлял к людям, чтобы передать им свои указания. Они стали частью череды событий, знаменующих божественное вмешательство в людскую жизнь, кульминацией которого стало явление Мухаммеда, «печати пророков». Из этого следует, что дети Иафета были мусульманами изначально, но сошли с пути истинного и утратили ислам. А их обращение, к которому приложили руку праведники, лишь возвращение к прежней вере. В других мифах Али, зять пророка Мухаммеда, обитал в Мазари-Шарифе (в современном Афганистане) или в Шахимардане в Ферганской долине. Горная вершина недалеко от Шахимардана называется Троном Соломона и считается местом, где Соломон впервые обратился к Богу. Эти священные места как бы растворяли время и пространство и соединяли Центральную Азию с самой сутью исламской традиции.

Важно помнить, что в ту эпоху мусульманство подразумевало принадлежность к общине, которая была мусульманской изначально, так что речь не шла об индивидуальной вере. Значение ислама в общественной жизни всегда было открыто для толкования и, следовательно, оспаривания. Социальная и политическая роль ислама всегда оказывалась предметом борьбы между различными силами. Постоянно меняющиеся отношения между теми, кто обладал политической властью, и теми, кто обладал полномочиями трактовать веру и ее закон, – учеными (улемами, «знающими») и суфиями – определяли, что означает ислам в данный исторический момент. Меняющиеся интерпретации ислама и споры по их поводу – одна из основных тем этой книги.

Цель этого в высшей степени пунктирного очерка истории Центральной Азии до XVIII века – познакомить читателя с некоторыми ключевыми чертами наследия, с которым жители Центральной Азии пришли к началу современности. Множество разных наследий сосуществовали параллельно: древние города в оазисах, степные кочевники, ислам и империя Чингизидов. Жители Центральной Азии определяли свои общества в зависимости от выбора в различных «либо/либо»: тюрки или таджики, кочевнический или оседлый образ жизни, степь или пахотные земли. Эти противопоставления играли важную роль в культурном воображении Центральной Азии, но не следует путать их с социальной реальностью, которая всегда оказывалась сложнее. В Мавераннахре кочевники и земледельцы не просто находились в непосредственном соседстве, многие кочевники сами занимались сельским хозяйством. Лингвистическая ситуация была столь же неоднозначной. Персидский язык стал языком высокой культуры к XI веку, а чагатайский тюркский – к XV веку. Оба эти языка сильно расходились в письменной и разговорной речи, которая, в свою очередь, делилась на разные диалекты. Письмо было особым видом деятельности. Письменные тексты предназначались как для демонстрации мастерства и владения культурными кодами, так и для передачи смысла. В персидском и чагатайском языках прослеживается ряд общих культурных моделей, общая вселенная значений и символизма, а также общая лексика. Более плодотворно было бы рассуждать о центральноазиатской культуре раннего Нового времени как о тюрко-персидской. Персидский язык имел гораздо меньшее значение для казахов, а к XVIII веку его стали реже использовать также в Хорезме и Алтышаре. Многие люди – особенно в Мавераннахре – говорили на обоих языках, однако именно ряд общих культурных ориентиров и практик, соединяющих края языковой пропасти, сделал культуру тюрко-персидской.

вернуться

10

Mahmūd al-Kāšγ arī, Compendium of the Turkic Dialects (Dīwān Luγāt at-Turk), ed. And trans. Robert Dankoff (Cambridge, MA: Harvard University Printing Office, 1982), 1:82.