Колониальные различия были вписаны в пространство, социальные практики и законы. Новый русский город в Ташкенте – широко распространенный феномен колониального урбанизма. Англичане и французы тоже строили у себя в колониях новые города, призванные продемонстрировать превосходство цивилизации завоевателей. Русский Ташкент своими широкими прямыми бульварами резко контрастировал с путаными улочками Старого города. Он был словно небольшой островок России посреди Туркестана. Уже в 1875 году, когда новому городу еще не было и десяти лет, один гость из Венгрии отмечал, что «можно годами жить в российском Ташкенте, даже не подозревая о существовании сартской части города»{72}. Ташкент был первым и самым важным из «новых городов» России, однако такие районы вырастали и в Самарканде, Коканде, Маргилане и Худжанде. Апартеида не существовало, и многие богатые жители Центральной Азии строили дома в новых городах, хоть они и были явно российскими территориями. В колониальном Ташкенте появились муниципальное собрание, газовое освещение, трамвайная линия (которую в 1912 году механизировала одна бельгийская компания), театры, парки и рестораны. К 1917 году, концу имперской эпохи, здесь уже проживала треть всего населения города.
Российскую администрацию Туркестана возглавляли военные. Все генерал-губернаторы и все губернаторы округов были офицерами. В их ведении было два уровня бюрократии. Верхний уровень функционировал исключительно на русском языке и почти полностью состоял из русских и других представителей европейских народов Российской империи. Управленцы нижнего уровня, на котором империя взаимодействовала с местными жителями, набирались из числа этих самых жителей, и они вели свою деятельность на местных языках. В районах с оседлым населением владельцы собственности избирали выборщиков (элликбоши), которые, в свою очередь, избирали деревенских старейшин (аксакалов) и начальников полиции на уровне округа (волости). Аналогичная, основанная на выборности, система управления образовалась и у кочевого населения{73}.
Колониальный порядок сформировал двойственный характер социума: русское и мусульманское общества жили бок о бок и при этом мало взаимодействовали. Апартеида или правовой сегрегации не наблюдалось, однако между русскими и местными существовало четкое пространственное разделение. Первых посредников русские нашли среди купцов, у которых уже был коммерческий интерес к российской торговле. Вскоре после разграбления Ташкента Михаил Черняев, генерал-завоеватель, наградил 31 человека за «усердную службу и преданность российскому правительству»{74}. Сейид Азимбай Мухаммадбаев, купец с обширными торговыми связями в России, существовавшими еще до завоевания, был одним из первых посредников российской власти в Ташкенте. Он получил в Санкт-Петербурге звание потомственного почетного гражданина от самого царя, а его семья стала важной опорой мусульманского общества в Ташкенте. Однако основное бремя общения с местными жителями – в том числе с теми, кто занимал низшие ступени административного порядка, созданного русскими, – легло на плечи татарских или казахских переводчиков, прибывших с армиями завоевателей. Константин Кауфман, первый генерал-губернатор Туркестана, основал в главных городах русские школы, однако его надежды привлечь в них местных учеников Азии не оправдались. Почти никто из родителей не хотел отдавать сыновей в русские школы, опасаясь, что там они утратят свою религию или культуру. В 1884 году Николай Розенбах, преемник Кауфмана, основал так называемые русскоязычные школы, где по утрам предлагалась базовая русская учебная программа, а во второй половине дня – дабы завоевать доверие родителей – уроки муллы. И даже у них работа поначалу не ладилась. Местная знать, которую обязали отправлять сыновей в такие школы, часто нанимала детей бедняков из окрестностей, чтобы те учились вместо них. Ситуация менялась очень медленно. К началу XX века, когда значение русского языка в повседневной жизни стало возрастать, известную популярность обрели и эти учебные заведения. В последние годы царского правления видные граждане Туркестана обращались к правительству с просьбой открыть больше таких школ. Выпускники этих школ и сформировали класс посредников, в которых нуждалась Российская империя в Туркестане. Однако за пределами этой небольшой прослойки русский язык мало кто понимал.
72
Ch. E. de Ujfalvy de Mező-Kovesd,