Но стрелять было не в кого. Все уже было сделано.
Кто-то влетел в другое окно, и сразу двое вбежали в дверь.
Часовню наполнили крики, топот, запрыгали лучи фонарей, потом прямо в окно ударил свет прожекторов, ослепляя…
— Мальчишка целый. Совсем, — чей-то голос. — Так, лоб малость покарябали…
И чьи-то руки схватили меня, поднимая.
— О, господи! У него живот…
— Вон он, цензор! — голос чуть в стороне. Там, где был Стас. — Быстрее капельницы, он еще дышит! Быстрее сюда!
Я почти потерял сознание, но из последних сил цеплялся за реальность.
Еще не все кончено. Есть кое-что, что я должен сделать. Обязательно должен сделать…
— Эй! — позвал я расплывчатое лицо надо мной.
Попытался. Голос меня не слушался. Вышел сиплый выдох.
— Эй! — крикнул я.
— Он что-то пытается сказать…
— Кто?.. Он?.. Да что он…
— Эй!!!
На этот раз, кажется, я в самом деле смог выдавить какой-то звук. Лицо склонилось совсем близко.
— Не надо… — выговорил я из последних сил. — Оставьте его… Не трогайте… Дайте ему умереть. Он заслужил не знать, что он сделал.