—…но, наверное, прежних отношений нам не вернуть.
— Она тебе не нужна, мам.
— Нет, пока у меня есть ты.
Я увертываюсь, когда она начинает трепать меня по волосам.
— Мам! Я имела в виду, чтобы поехать в Италию. Ты должна ехать одна.
— Милая, я не могу.
— Почему? Всего на три недели. Миссис Гедини может приходить убираться и все такое. Мы с папой справимся.
Я знаю, что мое предложение заманчиво. Она никогда никуда не выезжала самостоятельно. Я сама почти готова поехать с ней.
— А как же твой отец? Я не могу оставить его, это было бы нечестно.
— Мам, — тщательно подбирая слова, говорю я, — пора для разнообразия подумать и о себе.
Она устремляет на меня проницательный взгляд.
— Ты не должна оставаться только ради меня, — осторожно произношу я. — Мне скоро в университет. Если ты не уйдешь теперь, у тебя может уже никогда не хватить духу. Мамочка, я хочу, чтобы ты была счастлива. Не хочу больше за тебя тревожиться. — Опускаю глаза, чтобы она не заметила моих слез. — Когда мы в школе проходили «Титаник», миссис Бьюкенен сказала, что некоторые из утонувших могли бы спастись, если бы не цеплялись друг за друга. Иногда… иногда нужно просто отпустить.
Долгое время мама сидит молча. Ох, черт. Зря я вмешалась — это не мое дело…
Впрочем, ведь они оба сами вовлекли меня в него, разве нет? Тихонько ахнув, мама прикрывает рот ладошкой.
— И с каких пор ты стала такая мудрая?
— Мам, все нормально. Можешь уезжать. Со мной все будет в порядке. И с папой. С нами со всеми.
— Я ведь люблю твоего отца, Кейт. Очень сильно.
Я сглатываю комок в горле.
— Только не всегда достаточно сильно, я права, мам?
— Нет. — Она обнимает меня так крепко, что я едва могу дышать. — Нет.
Поцеловав, она отпускает меня, и я бросаюсь наверх, в свою комнату. Мне в голову пришла неожиданная идея, но для начала надо привести себя в порядок. В таком виде я никуда не могу отправиться.
Для этого приходится применить душ, полбанки геля для волос и тонну макияжа, зато через час я приобретаю привычный человеческий вид. Никогда не подумаешь, что в совсем недавнем прошлом эта девушка заглотала семь желе с водкой.
Поворачиваюсь к зеркалу боком. Что-то мне не нравится этот топик ампирного покроя. Я купила его в субботу, когда мы с мамой ходили по магазинам. Он такой клевый — с вышивкой и бисером и прочими прибамбасами, но я в нем выгляжу как беременная…
Хватаю сумку. Да какая разница, как я выгляжу? Дело не во мне.
Увидев его, жалею, что не надела розовую футболку «Фэт фейс». Не хочу, чтобы он решил, будто я совсем перестала следить за собой.
— Кейт!
Решительно проталкиваюсь мимо него, прежде чем растерять остатки самообладания.
— Можно войти?
— А если бы я сказал «нет», что бы это изменило?
Я робко улыбаюсь. Дэн осторожно улыбается в ответ.
На миг мы оба застываем посреди гостиной, не зная, что делать дальше. Я стараюсь не вспоминать последний раз, когда была здесь.
— Хочешь кофе или чего-нибудь еще?
Ненавижу кофе.
— Конечно.
Вслед за ним перехожу в крошечную кухню, битком набитую грязной посудой и коробками из-под пиццы. А на подоконнике в ряд выстроились банки с темным скипидаром и кистями — прямо как у мамы.
Дэн суетится возле кофеварки. Кофейные зерна рассыпаются по замызганному пластику стола. Дэн открывает ведро, чтобы выкинуть старый фильтр, и я замечаю, что оно переполнено банками из-под пива и заплесневелыми чайными пакетиками.
— Ну, — говорит он, стоя спиной ко мне, — как прошли экзамены?
— Спасибо, хорошо. На французском пришлось трудновато, хотя в итоге, думаю, я справилась.
— Должна была. Тебе же представилась возможность попрактиковаться.
— А ты откуда знаешь?
Он поворачивается и широко улыбается.
— Слухами земля полнится.
— Я… я познакомилась с парнем. — Мои щеки пылают. — Он приедет в Бат на каникулы по студенческому обмену. Мы могли бы встретиться.
— Здорово. Это здорово!
Нервно перебираю кайму на топике.
— Слушай, извини за…
— Извини, что тебе пришлось…
Мы оба нервно смеемся. Кивком я призываю его говорить первым.
— Кейт, насчет того, что произошло в тот день… Я должен был прийти, найти тебя и объясниться. Клянусь, между нами ничего не было…
— Я верю.
— Правда?
Кофеварка шипит и плюется на стойку. Вода ровным ручейком сочится из ее разбитого бока и капает на заляпанный пол.
— В субботу мама на три недели летит в Италию. Одна, — добавляю я.
Дэн кивает, но не произносит ни слова.
— Они с папой… ну… Думаю, они расходятся. Когда она вернется, он, возможно, переедет в Лондон и будет жить в той квартире. Мама в последнее время вся в живописи. Похоже, она впрямь увлечена. Полагаю, она вполне справится, если папа уйдет. По крайней мере, со временем.
— А как ты?
— Со мной все будет в порядке. Я уже не ребенок, — говорю я и вдруг осознаю, что так оно и есть. — Слушай, Дэн. Я просто зашла, чтобы извиниться и… кое-что тебе отдать.
Вручаю ему клочок бумаги.
— Это мамин адрес в Риме. Она сняла квартирку у подружки Этны. Одной, наверное, будет скучновато. Иногда так здорово, когда неожиданно на тебя сваливаются друзья. — Я улыбаюсь. — Просто подумала: может, тебя это заинтересует.
Дело не в желе с водкой. И не в волнении из-за маминого отъезда.
Обхватываю живот руками и раскачиваюсь вперед-назад, сидя на краю ванны. От страха меня бьет лихорадка.
— Ведь это было всего один раз! Не может быть, чтобы я забеременела! Не может быть!
Целую неделю меня тошнит по утрам: возможно, это нервное напряжение или отравление? Джинсы перестали застегиваться, но я продолжаю пожирать пончики и шоколад. Все время чувствую усталость. Мои родители едва-едва разошлись, мама улетела в Италию, и я плохо сплю. У меня болит грудь — но, быть может, это лишь гормоны? Так часто бывает перед месячными…
Вечно я забываю, когда были последние месячные.
Мы с ним сделали это всего лишь раз — ну то есть три раза, но всего за одну ночь! Ведь люди годами пытаются забеременеть! Каковы шансы умудриться сделать это с первого раза?
Флер говорит: каждый раз, когда занимаешься любовью, твои шансы — пятьдесят на пятьдесят. Либо ты забеременеешь, либо нет.
Так и тянет позвонить ей… Нет, не хочу, чтобы знал Мишель. Чтобы вообще хоть кто-то знал.
Наверно, пять минут уже прошло.
Сверяюсь с часами. Нет, только две.
И почему я не подумала о контрацептивах? Ну да, я была немножко пьяна — согласна, сильно пьяна, — но ведь с четырнадцати лет я ношу в сумке презервативы. Просто на всякий случай. И как я могла оказаться такой дурой?
Я не могу его оставить. Мне не нужен ребенок. Я хочу сдать экзамены, поступить в Нью-Йоркский университет и стать журналисткой. В моей жизни нет места ребенку!
Подношу к глазам маленькую палочку.
О Господи. О Боже, Боже, Боже!
В клинике все очень любезны. Никто не обращается со мной как с глупой школьницей, которая испоганила собственную жизнь. Консультант заполняет необходимые бумаги и записывает дату последней менструации (19 марта — как я могла не заметить?). Не моргнув глазом, выслушивает историю о том, что я провела с мужчиной одну ночь во время каникул во Франции, и враки, что я не знаю его имени.
Отдаю баночку мочи на анализ, которую велели принести в консультацию. Я не могла поверить в то, что беременна, пока консультант не подтвердила мои опасения. В глубине души я надеялась, что эти палочки-тесты врут.
Консультант любезно объясняет, что у меня срок — восемь недель (ребенок всего-то размером с орешек, но из курса биологии я знаю, что у него уже есть ручки и ножки и даже маленькие ладошки и ступни) и спрашивает, уверена ли я, что хочу прервать беременность. Из ее уст вопрос звучит слишком прямолинейно — у меня возникает ощущение, что я убиваю жизнь; в принципе, так оно и есть.