10 глава
По-прежнему теплое, несмотря на позднюю осень, солнце коснулось причудливо изломанных крыш, отразилось в маленьких мутных стеклышках окон верхних этажей. Внизу, на кривых улочках, по-прежнему царил предрассветный сумрак. Но Никея уже просыпалась - где-то кричали петухи, где-то хлопали ставни. Женщины уже шли за водой, переговариваясь на непривычном слуху языке. Вот зазвонили колокола, сзывая горожан на заутреню. Лиона стояла на коленях перед прислоненным к стене мечом, прикрыв глаза. Она не желала даже переступать порога церкви схизматиков, не желала слышать греческие молитвы. Поэтому, как и большинство воинов Креста, молилась сама, а на исповедь ходила к чудом уцелевшему во время Дорилейской бойни отцу Густаву. Правда, казалось, он немного тронулся рассудком, потому что теперь постоянно заикался, руки его дрожали, а одно веко непрестанно дергалось. К зрелищу разгрома христианского воинства он явно оказался не готов. Закончив и перекрестившись, Лиона быстро выпрямилась и подошла к стоявшей у стены лежанке, на которой беспокойно спала Алира. Осторожно потрогала лоб - жара нет. Лиона смертельно боялась, что вслед за слабостью, дурнотой и головными болями придет лихорадка, но Бог миловал. Подруга постепенно поправлялась. Когда истерзанные остатки союзного войска увидели стены Никеи, радости их не было предела. Вконец вымотанные постоянными короткими налетами сарацинских конников, воины готовы были целовать землю у городских ворот. Их приняли достаточно радушно - часть солдат разместили в казармах, часть - в домах горожан средней руки. Адора, как командира, хотели пригласить в дом одного из приближенных императорского наместника, но Ричард отказался, решив остаться со своими людьми и устроившись в казарме. В конце концов, местной знати хватало «гостей» в лице Конрада и его ближайшего окружения, которые достигли города буквально днем раньше. А у Ричарда совершенно не было настроения вести церемонные беседы. Хотя разум и подсказывал, что он сделал все, что мог, сердце по-прежнему ныло, стоило лишь вспомнить бегство через плоскогорье. Иначе как бегством это отступление назвать было нельзя...
Лиона вышла на кухню, где уже разжигала очаг служанка, а хозяйка дома со странным и непривычным именем Зоя отдавала распоряжения по поводу завтрака. Обменявшись сдержанными приветствиями, женщины занялись каждая своим делом. Лиона заглянула в висящий над огнем котелок с водой и, взяв ступку, начала толочь сухие травы, чтобы сделать отвар. Когда вода забулькала, она налила полную глиняную кружку, вытряхнула туда травный порошок и снова ушла в комнату. Переступив порог, девушка буквально натолкнулась на внимательный взгляд голубых глаз. - Проснулась? - с улыбкой спросила Лиона, подходя ближе и присаживаясь на край одеяла. - Как самочувствие? - Лучше, - тихо отозвалась Алира. - Во всяком случае, сейчас я вижу одну тебя, одну дверь, одно окно... - Славно, - Лиона помогла подруге сесть и пригубила отвар, пробуя температуру. - Можешь пить. Когда Алира отдала пустую кружку и с тяжелым вздохом медленно откинулась назад, Лиона глянула на нее, потом в окно и тихо проговорила: - Он опять приходил. Вчера вечером, когда ты уже спала. - Зачем ему это нужно? - Хотел узнать, как ты себя чувствуешь и не нужно ли чего-нибудь для твоего лечения. - Ты ведь не думаешь, что он ко всем раненым так же внимателен? - надтреснутым голосом спросила Алира. Лиона покачала головой, так что рыжая короткая коса скользнула по плечу. - Нет, не думаю. - Может быть, дело в том, что граф Гримстон возлагал на нас троих особые надежды, а теперь, когда Нейды... нет, Ричарду поручено приглядеть получше за уцелевшими? - приподнявшись на подушке, проговорила Алира. - Ты сама-то веришь в то, что говоришь? - снова подойдя к подруге и подвинув табурет к изножью кровати, Лиона села и оперлась локтями о колени. - Он на руках вывез тебя с поля боя еще задолго до того, как граф вернулся в наши ряды. Задолго до того, как мы узнали... про Нейду. Это было его решение, а не чей-то приказ. Наступило неловкое молчание. Алира прикрыла глаза, накрыв веки ладонями. - Это невозможно... - наконец едва слышно выдохнула она. - Невозможно и неправильно... Лиона молчала. - Кто он - и кто я, - продолжала словно сама с собой Алира. - Потомок древнего знатного рода и рабыня... Кому такое даже в голову придет? Лиона по-прежнему ничего не говорила, просто внимательно глядя на подругу. - Я не знаю, что мне делать! - с болью в голосе прошептала девушка. - Отринь гордыню и обратись к Создателю нашему. Господь никогда не отвергнет того, кто придет к нему с открытым сердцем, - негромко отозвалась Лиона. - В моем сердце кипит слишком много страстей, чтобы открыть его кому бы то ни было, - горько усмехнулась Алира. - Я не могу рассказать всего даже на исповеди. - Одуматься никогда не поздно. Одуматься, исправиться и найти верный путь, - во взгляде Лионы засквозила неприкрытая строгость. - Верный путь? Ты думаешь, после того, как я жила и что совершила, Господь укажет мне верный путь? - Алира попыталась свесить ноги с кровати, но от излишне резкого движения голова снова мучительно закружилась, а образы перед глазами расплылись. Превозмогая накатывающую дурноту, девушка еле слышно спросила: - Ты, правда, веришь, что Ему есть до меня дело? - Ему есть дело до каждого, - Лиона осторожно помогла подруге снова лечь. - И каждому Он поможет. Важно искренне попросить. - По-твоему, наши воины просили о победе недостаточно искренне там, под Дорилеем? - послушно укладываясь на подушку и не открывая глаз, проговорила Алира. - Великие дела требуют жертв. Это испытание, и чем труднее оно, тем слаще будет торжество победы, - убежденно ответила Лиона. - Полежи, я принесу поесть. Она уже переступала порог, поэтому не расслышала, как Алира пробормотала сквозь зубы: - Ты все еще веришь в великие дела? Она медленно, оберегая голову, повернулась на бок. В неподвижности стало легче. Девушка вспоминала Ричарда. Вспоминала тот день, когда он спас ее от петли. Вспомнила долгий путь до лагеря, проделанный вместе с ним и его оруженосцами. Тогда они обменивались фразами по необходимости. Ей не хотелось говорить о банде и Уильяме, гибель которого в глубине души продолжала отдаваться грустью. Ему не хотелось задавать вопросы. Вспоминала разговор на окраине лагеря прямо перед нападением - явное, нарочитое равнодушие и... «Проживи свою жизнь так, как сама захочешь...» Кто-нибудь еще пытался сделать для нее так много? Боже, что происходит, что со мной, что с нами... Зачем все это? Неужели он в самом деле волнуется за мою жизнь?