— Выясни, Миша.
Зазвонил местный телефон. Сенюшкин поднял трубку.
— Что? Нет, буду занят… Габибулин у вас? Пусть зайдет.
Лейтенант неуверенно остановился в дверях.
— Габибулин, — начал Михаил, — ты сколько лет в милиции?
— Четыре года, товарищ майор, — ответил тот.
— Что ж ты так ведешь себя?
Лейтенант вертел в руках фуражку.
— Кто вам дал право, — загремел вдруг Сенюшкин, — почти силком тащить к нам человека?! Я вам велел привести Пономарева, а не его жену.
— Так ведь…
— Вот тебе и “так ведь”! — оборвал Михаил. — Еще раз повторится, будешь строго наказан. Ясно?
— Ясно, — обескураженно пробормотал Габибулин.
— Теперь слушай, что я скажу. Ты семью Хромовых знаешь?
— Зинаиду Гавриловну с ее пацанами? — перевел дух лейтенант. — На моем участке…
— А ты знаешь, что старший сын Хромовой, Зикен, уже месяц болтается без дела, пьет?
— Говорил я с ним, — вздохнул Габибулин, — это он на любовной почве. Работал на почте и влюбился там в Мендыгуль Оразбаеву, он с ней еще в школе учился, а она…
— Погоди! — поднял руку Михаил. — Даю тебе три дня сроку, чтобы этот Зикен устроился на работу. Понял?
— Понял, товарищ майор.
— Проведи с ним беседу, чтобы к матери изменил отношение. Но учти: Зикен не должен знать, что она приходила к нам.
— Это, конечно, ни к чему ему знать, — солидно согласился Габибулин.
— И братьями его займись — Геннадием и Борисом. Тринадцатого июня Борька пришел домой пьяный. Выясни, кто спаивает малолеток. И доложи мне. Ясно? Иди…
Лейтенант ушел. А я подумал, что майору Сенюшкину здесь и в самом деле хорошо живется. Он быстро приспособился к неторопливому салтановскому ритму жизни.
— Ну, — произнес Михаил, — давай, брат, дуй в гостиницу, а я здесь в темпе узнаю, куда уехал Пономарев, в какой санаторий, и к тебе… Годится?..
…Я успел принять душ, побриться, а Сенюшкина все не было. Неожиданно и очень громко начал звонить телефон.
— Это я, Виктор. — В трубке гудел голос друга. — Новости, я тебе скажу, закачаешься. Минут через пятнадцать я у тебя.
— Ты хотя бы намекнул, что ли, — попросил я.
— Пожалуйста, — охотно согласился Михаил. — Он получил путевку в Кисловодск, в санаторий имени Орджоникидзе. Путевка с шестого июня, но в санаторий он не прибыл!..
— Очень интересно, — пробормотал я. — Приезжай. Будем думать, как дальше жить.
Вскоре Сенюшкин, возбужденный, как петух перед боевой схваткой, уже деловито расхаживал по номеру.
— Ошибка исключается?
— Исключается, Витя. Я звонил в санаторий. Его там нет.
— Смотри, — заметил я, — ты хоть и толстый, да шустрый.
— А ты думал, я тут закис уже, что ли? Помнишь, как бывало…
— Помню, помню, Миша… Что делать-то? Первым делом, конечно, надо бы снова к Ангелине Федоровне сходить.
— На ночь глядя? — У Сенюшкина были явно другие планы на вечер. — Нет уж, посидим у тебя. Я кое-что прихватил…
— Эх, товарищ майор, товарищ майор! Ну да ладно!..
6
Мы, работники уголовного розыска, похожи на бухгалтеров: у тех если одна копейка затеряется — баланс не сойдется. А мы, если не отыщем на первый взгляд самый незначительный фактик — дело не раскрутим. Мы, как и бухгалтеры, должны обладать терпением — редчайшим человеческим качеством. Терпение в нашем деле — залог успеха. И еще встречи с людьми. С разными. И разговоры, разговоры, разговоры. А потом сопоставление. Рано или поздно факты соединятся в одну цепочку, и круг замыкается. Конечно же, мчаться на автомобиле или мотоцикле, преследовать преступника, хвататься за пистолет, призмы самбо… Нет, нет, я не иронизирую. Уж хотя бы потому, что мало кому из сотрудников уголовного розыска этого не пришлось пережить. Такова жизнь, таковы, как говорится, законы жанра. Но чаще всего обходимся без погони и перестрелок. Чаще всего ходишь от одного человека к другому, пытаешься узнать что-нибудь новенькое. Факт. Линию. Чаще всего это новое открывается с большим трудом и совсем неохотно. И мучительно болит голова от всякого рода комбинаций, гипотез, установок, перестановок, определения и выбора новых маршрутов поиска…
…Утром я позвонил Пономаревой и договорился — несмотря на ее нежелание — о встрече. Встретились через сорок минут. В сквере у памятника Джамбулу.
Она очень изменилась за эти часы. Глаза припухли, видимо, много плакала. Поздоровались.
— Ангелина Федоровна, вы так и не вспомнили, в какой санаторий уехал ваш муж?
— Нет. Я и не думала даже об этом.