— Как насчет почтового “Москвича”’ — спросил я, вроде бы и не реагируя на слова Михаила.
Однако мы довольно долго сидели с ним рядом в одной комнате и научились понимать друг друга с полуслова И теперь понимали, хотя и не встречались три года.
— Скоро лейтенант Гришаков должен вернуться. Я его послал.
Мы сидели молча и ждали лейтенанта Гришакова Он пришел, когда мы, кажется, уже перестали надеяться.
— Вас только за смертью посылать! — проворчал Сенюшкин. — Понял?
— Понял, — улыбнулся Гришаков. — Все узнал, товарищ майор.
— А если узнал, то говори…
— Почтовый фургон “Москвич-402” Номер КС–41–27. Водитель — Дмитрий Угаров. Он мне пожаловался, что плохо работает тормоз. Сменщик уволился в мае.
— Кто был сменщиком?
— Сейчас скажу…
Он долго мусолил свою затертую записную книжку, отыскивая нужную запись. Я машинально щелкал зажигалкой. Весело вспыхивало и гасло маленькое пламя.
— Вот, нашел… Зикен Бейсеев.
Мы с Михаилом не шелохнулись.
— Вы свободны, Гришаков, — махнул он рукой.
— Миша, кто у тебя самый шустрый в отделе? — спросил я, когда мы остались одни.
— Самый шустрый сейчас у меня в отделе — это ты, — усмехнулся Сенюшкин. — А если обычно, то младший лейтенант Филипок.
— Хорошая фамилия, — заметил я. — С такой только и шустрить. Значит, так, Михаил Кузьмич, смотрим за Зикеном и Угаровым И устанавливаем приятеля Зикена, того, из парка. Как?
— Организую, — кивнул он, — в лучшем виде.
Новые заботы не зачеркивали старых; я постоянно думал о загадочном “Симакове”. И незаметно возникла мысль: а нет ли связи между его звонками Барманкулову и Клычеву и теми молодыми людьми, которые на девятый день после смерти Клычева пошли в парк пить водку?.. Минул еще день.
10
— Мендыгуль? Здравствуйте! Кто говорит? Как вам сказать, кто говорит… Так и сказать? Говорит Шигарев, ну, тот товарищ, которому вы по поручению товарища Шарипова М.X., помогли… Вспомнили? Слава богу!.. Мендыгуль, а как был воспринят благодарной публикой Владимир Владимирович Маяковский? Здорово? Я был уверен. Знаете, Мендыгуль, я вдруг представил вас на сцене, вы, по-моему, очень хорошо на ней смотритесь… Вы одна на всей сцене, и луч прожектора сопровождает каждый ваш шаг… Так не было? Ну и зря… Послушайте, Мендыгуль, у меня к вам просьба. Мне необходимо сегодня увидеться с вами вечером. Я вам все объясню при встрече… Спасибо, Мендыгуль. Еще просьба. У вас есть подруга? Отлично! Вы не станете возражать, если мы встретимся вчетвером’ Вы, ваша подруга, мой товарищ и я… Куда пойдем? А куда вы хотите пойти? Вам все равно? Мне тоже Поэтому мы встретимся около вашей работы, скажем, в семь вечера, а на месте обсудим маршрут. Устраивает? Договорились. До свидания, Мендыгуль.
— Ну ты и бабник! — восхищенно воскликнул Сенюшкин, когда я положил трубку. — Я всегда говорил, что ты бабник. Почему до сих пор на тебя ни одного дела по ’“аморалке” не было, удивляюсь!..
— И сам удивляюсь, — поддакнул я. — Никаких новостей?
— Есть новости! — сказал Михаил. — Угарова нужно вычеркнуть В ночь с четвертого на пятое он был дома.
— Ясно. Что с Зикеном и его дружком?
— Второго еще не установили. Зикен — трезвый. Сегодня и вчера весь день дома. И к нему никто не приходил.
— Удалось выяснить, ночевал ли Зикен в ту ночь дома?
— Мать не знает, потому что всю неделю работала в ночь.
— Где она работает?
— На элеваторе. В охране. Ну, а братья Зикена спали.
— Ладно, посмотрим, как дальше пойдет. Парня этого надо искать, приятеля Зикена…
— Найдем, куда он денется!
— А ты, Михаил Кузьмич, наверное, ждешь не дождешься, когда я умотаю от вас?
— Еще бы!..
…В ресторане “Весна” играл оркестр. Последний раз я был в ресторане лет пять назад.
К нашему столику небрежным, раскачивающимся шагом подошла дебелая женщина и многозначительно постучала карандашом по блокнотику. Я весело сказал ей: