— Да нет, думаю, что ценили. Я мог уехать…
— Что, ностальгия? — спросил следователь.
— Какая там к черту ностальгия! — махнул рукой Саулов. — Это для слабонервных и нытиков. А я всегда был человеком действия. Просто в Киеве у меня были запрятаны кое-какие драгоценности, я не мог их бросить. Кроме того, там жила женщина, от которой у меня был сын. Потом она стала моей женой.
— Вашей нынешней женой? — уточнил следователь.
— Да.
— А в наш город зачем вы приехали? Заметали следы?
— Естественно. Но было и еще одно обстоятельство. Я знал, что здесь находится гордеевский клад.
— Клад купца Гордеева?
— Да… Но меня, кажется, провели… Ну, а потом я как-то привык к городу…
— Клад — это ваша новая “легенда”? — в упор глядя на Саулова, спросил следователь. — Ваши бывшие хозяева вряд ли вас забыли. Вернее сказать, они передали вас новым, не так ли, гражданин Саулов?
— Что вы хотите этим сказать? — пробормотал он.
— Во время обыска у вас найдена вот эта шифровальная тетрадь. Таких тетрадей не было во время войны, во всяком случае, абвер ими не пользовался. Я думаю, что не гордеевский клад час интересовал, а некоторые предприятия в нашем городе… Ну, ладно, для первого знакомства достаточно.
Следователь вызвал конвоира, и Саулова увели.
…В автобусе, в который мы с Веней с трудом втиснулись, много народа. Впереди плачет ребенок. Рядом с нами раздраженно пререкается супружеская пара. Мы с Веней молча держимся за поскрипывающий поручень.
Мы свое дело сделали. Теперь пусть Сауловым занимается следствие.
Но я думаю о Галицкой, о том, кто же она все-таки — преступница или жертва? Наверное, преступница, скорее соучастница в преступлении. Но и жертва!.. Представляю, каково ей было прочитать дневник комиссара Орла, человека, который всю жизнь любил ее мать. Прочитать и внезапно осознать, что она — Алина Саулова–Галицкая — из тридцати восьми лет своей жизни двадцать восемь лет жила обманутой…
“Юность”, №№ 8–9, 1978 год.