Пробегающий мимо официант тут же заменил бокал. Мне и Орману, но я на него не смотрела, полностью увлеченная клубниллой. То есть камикой. То есть клубникой. И еще немного вином, которое пошло очень хорошо, вслед за первым бокалом. Или уже за вторым?
— Как ты познакомилась с де Мортенами, Шарлотта?
Это прозвучало холодно. Очень холодно.
— Это имеет значение?
— Имеет. И очень серьезное.
— С ее светлостью я познакомилась на выставке, — заметила я. — А после обратилась к ней за помощью. Именно она помогла мне найти место помощницы художника-декоратора.
Взгляд его снова сверкнул золотом.
— Вот как.
Я не отвела глаз.
— Именно так, месье Орман. Вы что-то имеете против?
— Разумеется нет.
— Вот и чудесно, — ответила я. — А вы? Мне кажется, или его светлость был не очень рад встрече?
Пузырьков во мне становилось все больше и больше, они поднимались наверх и грозили унести меня вместе с собой. Прямо к потолку, где я зависну как воздушный шарик и буду светить нижними юбками.
— Не кажется, — ответил Орман, внимательно глядя на меня. — Но это долгая история.
— А вы говорите, говорите, — я указала на него клубникой. — Потому что мы совершенно никуда не торопимся.
Как раз в эту минуту над театром прокатился звонок, поднимая волну скрежета отодвигаемых стульев, шагов и шелеста платьев.
— Уже торопимся.
Орман едва успел отодвинуть стул для меня, потому что я быстренько поднялась (на пузырьках, видимо). Пузырьков действительно стало больше, голова кружилась, но как-то приятно. Неловкая встреча с ее светлостью и слова Ирвина отодвинулись на второй план, на первый выступило лицо Ормана. Так близко… я даже почти коснулась его кончиками пальцев, но вовремя вспомнила, что мы в театре. Поэтому просто положила руку на сгиб его локтя. Точнее, сначала ткнулась ему в запястье, но он вовремя перехватил мою ладонь и устроил ее поверх своей руки.
— Ты никогда не пробовала игристое вино? — негромко спросил Эрик, когда мы вышли из буфета.
— Нет, — покачала головой. — По правде говоря, я никакое вино не пробовала. А вы, месье Орман, этим воспользовались!
— Как я мог воспользоваться, если я об этом не знал?
Ну… наверное, логика в этом есть.
— Все вы знали, — сказала я и вздохнула. — Я так и не попробовала тарталетки.
— Надо было налегать на них, а не на вино.
— Вы грубиян!
— Я просто прямолинеен. — Он внимательно заглянул мне в глаза. — Пожалуй, лучше отвезу тебя домой.
— Нет! — возмутилась я. — Я хочу досмотреть спектакль. Мне интересно, что станет с Витторией.
Орман покачал головой.
— Тебе нужно на свежий воздух, Шарлотта.
— Мне просто нужно посидеть, и все пройдет.
Это все просто потому, что я никогда раньше не пробовала игристое вино.
Несколько мгновений Орман пристально вглядывался в мое лицо, а потом кивнул. Мы спустились по лестнице и через небольшой холл прошли в коридор к бенуарам. На этот раз я не сопротивлялась и под второй звонок покорно позволила усадить себя в кресло: так голова кружилась не столь сильно. Орман раздвинул портьеры, открывая зрительный зал. Сцена не плавала перед глазами, люстра не двоилась, но я все равно казалась себе легкой и воздушной. Как сахарная вата, которую продают на ярмарке.
— Что ты там говорила про мой коварный план? — Он опустился в соседнее кресло и чуть подался ко мне.
— Коварный план?
— Да, по спаиванию невинных девиц.
— Я такого не говорила, — отмахнулась. — Я имела в виду, что вы нагло воспользовались тем, что я не пила игристое вино.
— Это одно и то же.
— Разве?
Третий звонок оборвал наш диалог, я чуть подалась назад, позволяя себе откинуться на мягкую спинку кресла: сейчас это было мне просто необходимо. Занавес разошелся в стороны, открывая второй акт новой сценой. В доме любовника Виттории давали прием, где она и познакомилась с одним из правителей города.
— Все-таки вы раскрыли мне всю интригу, — заметила я.
— Неужели?
— Вот если бы вы не сказали, что у Виттории дель Попцо…
— Дель Поззо.
— А я как сказала? В общем, если бы вы мне не сказали, что у нее был роман с правителем, я могла бы подумать, что эта история совсем о другом.
— О чем же?
Учитывая, что говорили мы едва-едва слышно, чтобы даже случайно не помешать ни актерам, ни зрителям, приходилось постоянно напрягать слух.