– Зачем помогаешь? – спросил, обернувшись уже возле двери.
Подполковник поднял голову от бумаг и снова усмехнулся.
– Кто сказал, что это помощь, Волков. Скорее, наоборот. И совсем скоро ты в этом убедишься.
Вот умели же некоторые испоганить и без того испорченное настроение. Одной-единственной фразой. «Кто сказал, что это помощь, Волков». А я-то на секунду подумал, что Скворцов нормальный. Черта с два.
Выйдя за дверь, я снова прочел на визитке имя: Максим Юрьев. Нет, не знакомо. Перевернул прямоугольник и тут же ощутил непреодолимое желание засунуть его в глотку подполковнику. Чтобы поглубже, чтобы подавился. На обратной стороне визитки над номером телефона золотыми буквами было выведено: Волшебник.
Юмористы, твою мать!
Стиснул зубы, развернулся на каблуках, схватился за ручку. Вот сейчас я ему…
– Александр Кириллович, – откуда-то из-за спины раздался тонкий испуганный голосок. – Зверствуют проверяющие, да?
Махнул свободной рукой, не до разговоров. Все потом.
– Александр Кириллович… товарищ замкомроты, что с вами?
На запястье легла чужая рука. Сдержав первый порыв сбросить наглую конечность, повернулся на голос. Цветочек. Смотрит на меня, хлопает ресницами.
– Ты чего это себе позволяешь, стажер? – прорычал я.
– Я это… товарищ замкомроты, у вас такое сейчас лицо страшное, будто вы пошли убивать.
Ну и нахалка!
Не успел я высказать все, что думаю о глупых девчонках, непонятно зачем пришедших в полицию, цветочек освободила мою руку и чуть слышно прошептала:
– Все плохо, да?
На меня будто ведро холодной воды вылили. Огромные испуганные глаза, прикушенная губа, вопрос этот дурацкий – точь в точь Дашка.
Вот дурак, поддался гневу и пошел кулаками махать. А дочь? Кто поможет ей, если меня спеленают в собственном же отделении?
– Спасибо, стажер, – прохрипел я. – Выручила. Не забуду.
– Ну что вы, Александр Кириллович, – покраснела девчонка. – Я же ничего не сделала.
– Сделала, стажер, сделала. А теперь, иди отдыхай, нечего тебе там делать. Если спросят, скажешь, я велел.
– Ой, спасибочки, товарищ замкомроты! Да я, да за вас…
– Иди, стажер, иди.
Цветочек унеслась, шаркая большеватыми ей форменными ботинками, а я пошел в свой пока еще кабинет.
Дарья сидела за столом, высунув от усердия язык, вырисовывала на листе какую-то кракозябру. Что что, а рисование давалось ей тяжело. Увидев меня, с облегчением отложила карандаш.
– Сейчас рапорт напишу, и домой.
– Уже? – удивилась дочь. – А по моим подсчетам мне еще часов двадцать рисовать.
– Не ерничай, – осадил я. – Доерничалась уже.
Дашка вспыхнула, вскочила на ноги, взмахнула руками, как птица, но так ничего не сказала, сдержалась. Не то что я.
– Ну, прости, старика. Не хотел обидеть.
Я подошел ближе и обнял со спины. Дочь нервно вздохнула, развернулась в моих объятьях и обняла в ответ, спрятала лицо на груди.
– Пап, мне страшно.
– Все будет хорошо, малышка, – вот я и произнес те самые слова, что говорят взрослые, когда ничего хорошего впереди не видят. – Обещаю. Прорвемся.
– Прорвемся, – эхом повторила Дарья.
Когда рапорт был написан, сдан и подписан майором, мы отправились домой. По дороге заехали в супермаркет, закупили продукты. Странное это ощущение – ходить по магазинам днем, непривычное. Дома Дашка приготовила поесть, я больше мешался, чем помогал. В конце концов, она не выдержала и выгнала меня с кухни. О произошедшем больше не говорили, незачем. Все, что можно было узнать у дочери, я узнал.
Вечером, когда Дашка ушла к себе, я позвонил Кохоренко, нужно было узнать кое-какие детали.
– Здорово, Саныч. Ну как дочь? Как сам? – вместо приветствия спросил инспектор.
– Дочь спит, сам нормально, – слукавил я. – Ты сейчас, как, занят? Говорить можешь? Я по делу кое-что спросить хочу.
– Нуу, – поскучнел Кохаренко. – Пара минут есть, пока жена в душе.
– Успею. Меня, собственно, только одно интересует. В какую больницу положили Марию Реутову?
– Дык, в первую областную. Как я понял, Реутов хотел ее в частную отправить, но его отговорили.
– Кто отговорил? Почему?
– Вот что не знаю, то не знаю. Слушай, Саня, а тебе зачем? – насторожился Кохаренко.
– Да так, для общего развития.
– Слышь, товарищ, ты там горячку не пори, – заволновался инспектор. – Не лезь к девочке. Ей, итак, досталось.
– Не ссы, не буду. Ну, в общем, спасибо, друг. До скорого, – соврал я и отключился, чтобы Кохаренко ни о чем не догадался. Долго врать я не умел.