– Ты это, в кадры зайди, подпиши что надо. Да и Клара Борисовна расстаралась, не обижай старушку. И на ребят не обижайся. Они ж ничего не знаю, гадают всем отделом. А подойти, спросить никак. Сам понимаешь.
– Понимаю, – выдохнул я.
– И это, удачи с Дарьей. Уверен, все обойдется.
Я пожал плечами.
– До свидания, тогда.
– Прощай, Александр, – майор поставил точки над i.
Подписав бумаги, отведав вкусного прощального торта, я поторопился восвояси. Время пролетело незаметно, и у Дашки скоро должны были закончиться уроки. Едва сел в машину, позвонила дочь.
– Пап, папочка, меня забрали! Задержали прямо в школе! – испуганно кричала она. – Разрешили позвонить тебе! Мне страшно! Забери меня отсюда!
Чуть не выронил трубку.
– Так, успокойся. Дыши носом, Дашка. Ни с кем не разговаривай, ничего не подписывай. Они нарушили уйму правил, и заплатят за это. Я скоро. Жди.
Первым делом постарался взять себя в руки, выходило не особо. Затем позвонил Кохаренко, тот был удивлен не меньше меня. Сказал, что узнает по своим каналам, куда доставили Дарью, и велел ждать.
Пока ждал, едва не сломал руль. Чуть не врезался головой в крышу, когда он перезвонил.
– Значит, так, она в третьем, – без предисловий начал Кохаренко. – Дело передано другому инспектору. Новикову. Меня отстранили, поэтому и не в курсе. Поезжай туда, буду там. Без меня не шуми, вместе что-нибудь да придумай.
– Хорошо, буду через пятнадцать минут.
– Через полчаса. Не гони, Шумахер. Ясно?
– Ясно, – рыкнул в ответ и отключился.
Был на месте через десять. Ждал у входа, считая секунды. Наконец, подъехал Кохаренко.
– Ты, главное, рот пока не открывай. Говорю я, – велел он.
Пообещал и честно старался. Первые полчаса. Потом в красках представлял, как сворачиваю тоненькую шейку придурку дежурному.
Когда Кохаренко удалось добиться того, чего он хотел, оказалось, Дарью уже перевезли в центр временного содержания.
Твою мать! Какие быстрые, сволочи.
Поехали туда. Опять ждали, вдвоем обрывали телефоны. Наконец, инспектору удалось заполучить разрешение на посещение. Меня пустили к дочери.
Дарья держалась хорошо. После истерики по телефону я ожидал слезы, крики и прочее. Но нет, она разговаривала спокойно и даже улыбалась.
– Пап, я верю, ты меня вытащишь, – в конце, когда ее уводили, сказала дочь. – Слышишь, верю.
– Слышу, родная, – пробормотал в ответ, понимая, что пойду на все, продам душу хоть дьяволу хоть волшебнику, но вытащу Дашку.
Слышишь, волшебник Максим Юрьев, я к тебе иду.
Глава 3. Паулина
Мне не хотелось возвращать человеческий облик, волчица не нагулялась, она желала быстрого бега, охоты, крови. Особенно крови. На зубах все еще был вкус Сережи, я чуяла его запах.
Поднялась на лапы – едва держали, я шаталась, будто пьяная. Ну ничего, справлюсь. Давай, Паулина, сделай шаг. И еще один, и еще.
За кухней в подсобных помещениях находилась моя коморка, в ней душ, узкая койка, сумка с одеждой и малюсенький холодильник. Хватит и волчице, и человеку. Домой сегодня я все равно не пойду. Не дойду.
Толкнула мордой дверь, та поддалась с первого раза. Внутри было темно, пахло затхлостью, значит, никто здесь не появлялся с моего прошлого раза. И правильно, в логово оборотницы входить не разрешено никому, только Хозяину. Ему я не могла запретить, как бы не хотела.
Холодильник стоял в углу, для человеческого уха работал почти бесшумно, для волчьего вопил, как дизельный двигатель. Пошла на шум, лапой ударила по задвижке, специально выбирала такой, чтобы открывать морозильник в волчьем обличие. Вытащила кусок. Мясо было старое и мерзлое, как бы клыки не сломать. Волчица алчно облизнулась, намекая на еще теплое тело Сережи, лишь чудом удалось удержать ее в коморке.
Ешь глупая, что дают, иначе боком выйдет нам обеим.
Волчица обиженно взвыла, но все-таки приступила к трапезе. Я же полностью растворилась в своей звериной сути. Зверю чужды переживания, не нужны размышления, ему не надо переступать себя, чтобы выполнить приказ Хозяина.
Наконец, голод заглушен, волчица уступила, позволяя вернуть человеческий облик. Это всегда страшно, всегда больно. Больно не телу. Каждый раз я выдирала себя из теплой темноты и бросала на безжалостный холодный свет. Как ребенок, покидала уютное материнское чрево, чтобы остаться одинокой, обнаженной, едва живой от усталости.
В каморке было темно, но я прекрасно помнила, где койка. Теперь, главное, доползти.
Утро постучалось в окно с лучами солнца. Я открыла глаза и огляделась. До койки все-таки добралась и даже укрылась одеялом. Шикарно. В прошлый раз не доползла с полметра, спала на полу.