В таких условиях, как вскоре осознал Крэндалл, жизнь становилась невыносимой. И каждый день он все больше убеждался, что лучше она никогда уже не станет. Некоторое время доктор еще надеялся, что, возможно, его высадят на родную планету хошан. Может, они и не совсем люди, но вряд ли будут столь враждебны к нему, как экипаж "Энтерпрайза".
Если бы они только выступили на стороне хошан против этих зиторов! Тогда все, включая его самого, стали бы героями, и кто знает, как повернулись бы события?
Но теперь, когда Кирк вошел в роль богоподобного творца мира, даже эта дверь к спасению оказалась закрытой. Вполне может случиться, что хошаны и зиторы впервые в своей истории приступят к переговорам, но вряд ли та или другая сторона проникнется к землянам полным доверием. И те, и другие ни в малейшей степени не зависят от него, а значит, потеряны навсегда. Возможность же отыскать в этой части космоса, превращенной в пустыню, еще какую-либо цивилизацию практически равна нулю. Это стало ясно уже тогда, когда "Энтерпрайз" совершал облет звездных систем.
Положение усугублялось еще и тем, что в результате собственной глупости и просчетов Земля и Федерация также навсегда утрачены. Сознание этого отравляло душу. Даже если завтра так называемые ворота откроются вновь и "Энтерпрайз" окажется на привычной орбите вокруг Звездной Базы-1, Крэндаллу от этого лучше не будет. Каким бы снисходительным ни притворялся Кирк здесь, на борту "Энтерпрайза", в его глазах доктор являлся изменником, преступником, и наблюдатель ничуть не сомневался, что стоит им оказаться в пределах Федерации, капитан незамедлительно выдвинет против него обвинения. Ничего другого ему не останется.
Тут же, вдали от Совета, Кирк чувствует себя всемогущим и может позволить себе поиграть с Крэндаллом в кошки-мышки. Дома, на территории Федерации, он опустится до заурядного капитана звездолета, и возможностей для игр и притворства не будет. Волей-неволей Кирку придется действовать по закону, то есть выдвинуть обвинения против бунтовщика. Да он и не захочет держать в секрете промахи Крэндалла. Несомненно, капитану доставит огромное удовольствие рассказать о том, как жалкий, впавший в самообман гражданский пытался возбудить мятеж на его корабле, а он, отважный капитан, не допустил этого. Да, таким образом можно поднять свою популярность.
Единственная причина, по которой Кирк может промолчать обо всем, – это если надеется воспользоваться связями Крэндалла, надавив на него или с его помощью на влиятельных друзей. Кто знает, возможно, капитан рассчитывает с помощью небольшого шантажа заполучить еще один золотой галун или тепленькое местечко в Звездном Командовании. Наблюдатель нисколько не сомневался, что Кирк желал бы такого развития событий, если, конечно, при этом сохранялись бы шансы, что все сойдет ему с рук. Но шантаж в условиях, когда весь – несколько сотен человек – экипаж знает о том, что произошло, просто невозможен. Пусть даже и крепка их дружба, но не настолько же!
Нет, даже если по какому-то чудесному стечению обстоятельств "Энтерпрайз" вдруг окажется скоро в пределах Федерации, будущего у него нет, то есть такого будущего, которое он сам бы счел приемлемым.
Лежа на кровати в своей каюте, откуда он теперь почти не выходил, доктор Джейсон Крэндалл думал о своем положении и о том, что могло бы исправить его.
– Капитан Кирк, на мостик, – прозвучал голос главного инженера в интеркоме на рекреационной палубе. По настоянию Маккоя, Кирк начал с гимнастики и сейчас, обливаясь потом, отбросил медицинский мяч, которым лейтенант Войда чуть не сбил его с ног, и шлепнул ладонью по кнопке.
– Кирк слушает, – задыхаясь, отозвался он. – Что случилось, Скотти?
– Подпространственный контакт, капитан. С обеими сторонами!
– Где они?
– За пределами нашей сенсорной зоны, капитан, и на большом удалении друг от друга. И те, и другие желают говорить с командиром "Энтерпрайза".
– Иду!
Задержавшись лишь для того, чтобы схватить форменную тунику, Кирк пробежал по коридору до лифта, на ходу одеваясь. Не прошло и минуты, как он, все еще тяжело дыша, появился на мостике.
– Что... – начал он, но слова замерли на языке, когда взгляд упал на обзорный экран, разделенный для удобства на две половины. Слева – хошан, невысокий и плотный, в таком же практичном комбинезоне со множеством карманов, которые носили и остальные, разве что чуть светлее ткань, да несколько больше карманов, но не столько для дела, сколько для вида. "А может, – мелькнула мысль, – у хошан они означают ранг". Никаких знаков отличия в униформе тех, кто был на борту "Энтерпрайза", он припомнить не мог.
В правой части экрана – зитор, высокий и исполненный достоинства, в голубовато-зеленой униформе с белыми и желтыми ромбами на груди. У остальных, насколько мог судить Кирк, в этом месте были простые нашивки в форму окружностей. В волосах – точно по середине – серебристая полоса.