Глава 1
Даже по самым умеренным оценкам, Млечный Путь – более ста миллиардов звезд, а еще, по меньшей мере, столько же галактик, недоступных даже тем, кто путешествует со сверхсветовой скоростью, находятся за пределами нашей системы.
Таким образом, на каждого живущего в конце XX века приходится по два с лишним десятка звезд только в нашей родной галактике. А сколько их еще в других туманностях и сверхтуманностях, простирающихся до самого края Вселенной, если таковой действительно имеется. Так что неудивительно: более девяноста девяти процентов планет остаются неизвестными ни Федерации, ни Ромулании, ни Империи Клингонов, хотя их корабли без устали бороздят космос. Даже в пределах территории, контролируемой Договором Федерации, неизвестное намного превышает изведанное, а ведь корабли-разведчики в своем исследовательском порыве и стремлении к новым горизонтам минуют тысячи солнечных систем.
В таких условиях весьма легко попасть туда, где не бывал еще никто. Другое дело – остаться при этом в живых и благополучно вернуться домой.
Глава 2
– Не вижу ничего смешного в данной ситуации, доктор Маккой.
Как всегда, в реплике Спока не было ни зла, ни обиды. Простая констатация факта с некоторым оттенком недоумения и непонимания. Вулканец говорил так каждый раз, когда сталкивался с нелогичным поведением землян.
– Знаю, Спок, знаю, – сказал Маккой, отступая, чтобы не мешать офицеру-исследователю, методично перебиравшему сильными пальцами кнопки управления на пульте в научно-исследовательской рубке. – Но вы же не возражаете, если мы, земляне, позволяем себе иногда посмеяться, верно?
– Конечно, не возражаю, – ответил его собеседник, чье внимание почти целиком было занято анализом данных о зонде, запущенном более пяти минут назад. Для всех, включая и доктора Маккоя, становилось очевидным, что зонд вряд ли уже появится – ни в пяти, ни в пятистах парсеках от межзвездного корабля. И это, по мнению последнего, прекрасно вписывалось в модель и служило своеобразной кульминацией сумасбродного, не иначе, поведения предшествующих сорока с лишним зондов.
– В общем-то, доктор, – продолжал Спок, по-прежнему не отрывая глаз от приборов, – как вы и сами указывали, такие проявления чувств часто оказывают терапевтический эффект на представителей вашей расы. И вряд ли будет логично, если я стану отказывать в том, что может улучшить ваше физическое и умственное состояние и таким образом приведет к повышению эффективности в исполнении служебных обязанностей.
Глядя через плечо Спока на экраны дисплея, Маккой усмехнулся – Может быть, и хорошо, что вы редко смеетесь. Вам-то эффективности не занимать. Не хотелось бы мне увидеть, что случится, если вы вдруг проявите чувство юмора. Мы с Джимом да еще полкоманды в придачу станем всего лишь ненужным грузом.
– Еще один образец человеческого юмора, доктор, так я полагаю? Трудно поверить, что даже вы можете благосклонно относиться к неэффективности. Но, если мне будет позволено…
«Энтерпрайз» вздрогнул, и на какое-то мгновение пол ушел из-под ног. Спок, неподвижный, как скала, уже изучал новые данные, появившиеся на экране.
– Еще один сдвиг в напряженности поля, капитан, – прокомментировал он. – Увеличение на 27,16 процента. В качестве меры предосторожности я бы предложил возвратиться где-то на 10 А.е.[1] – 10 А.е, назад, мистер Зулу, гиперскорость, фактор 3, – без колебаний приказал капитан Кирк. Он уже давно научился принимать предложения своего старшего офицера, не задавая лишних вопросов. – Держитесь в этом положении.
– Есть, сэр, – ответил пилот, моментально выполняя приказание. Маккой, молча державшийся за поручни, чтобы не упасть, повернулся к Кирку. Сидя в командирском кресле, капитан напряженно вглядывался в передний экран обзора, где созвездие Стрельца перекрывало отдаленное скопление звезд Центра Шепли. Пока они наблюдали, звездное поле чуть заметно дрогнуло, подобно тому, как это произошло недавно с кораблем.
– Еще один сдвиг в напряженности поля? Или это лишь результат нашего движения?
– Да, «виновато» наше перемещение, капитан, с учетом неравномерности вблизи самой аномалии. Поле на новом уровне остается стабильным.
– А наш последний зонд, исчезновение которого так насмешило доктора Макккоя… никаких сигналов?
– Никаких, капитан.
– Возможно, неисправности в самом зонде?
– Вряд ли, капитан. Как вы знаете зонды – это всего лишь подпространственные маяки с импульсным двигателем. С учетом простоты их конструкции вероятность того, что какой-либо важный компонент выйдет из строя, составляет менее одного к одному и трем десятым миллиона.
– Но это возможно, – настаивал Кирк.
– Да, возможно, капитан, в том смысле, что все, каким бы невероятным оно ни казалось, статистически возможно.
– Понятно. Какие другие объяснения вы можете предложить?
– Похоже на то, что зонд просто находится вне сферы нашего обнаружения. – Кирк повернулся вместе с креслом и взглянул на старшего офицера.
– Вне сферы, мистер Спок? Мне дали понять, что радиус приема нами сигналов зонда более пяти тысяч парсеков.
– Пять тысяч четыреста восемьдесят, если уж быть точным, хотя это, конечно, лишь минимально гарантированный радиус.
– То есть, вы хотите сказать, то эта «гравитационная аномалия», как вы ее называете, перенесла наш зонд более чем на пять тысяч парсеков?
– Очевидно, капитан.
– Но ни один из предыдущих зондов не появился дальше, чем на расстоянии пятисот парсеков от корабля.
– Совершенно верно, капитан.
– Вот как, Спок? Уточните.
– Если вам угодно, капитан. Как вы с доктором Маккоем понимаете, мы не смогли определить логическую модель поведения зондов, запущенных через эти так называемые аномалии. Некоторые из них не испытали совершенно никакого воздействия, как будто для них не существовало аномалий. Другие исчезли, а потом возникли в обычном пространстве, удалившись чуть более чем на один парсек. Были еще одни, которые вновь появились примерно в пятистах парсеках и в совершенно другом направлении. А потому нет логичных причин предполагать, что радиус действия сигналов как-то ограничен. Расстояние, на которое транспортируются зонды, никак не соотносится со скоростью вхождения. Больше похоже на то, что это результат геометрии самого пространства и его искажения так называемыми аномалиями. Что касается самих искажений, то они, судя по всему, беспорядочно варьируются, а иногда совершенно исчезают.
– Вы часто повторяете фразу «так называемые аномалии». Могу ли я предположить, что наблюдения, проведенные вами, позволяют применить другой, более точный, термин?
– Вовсе нет, капитан. Дело лишь в том, что я начинаю сомневаться. Мы считали эти объекты просто аномалиями, возникшими в результате гравитационной турбулентности окружающего пространства.
– Могу лишь сказать, что существует вполне ясная, хотя и неопределимая возможность того, что они вовсе не являются природным феноменом.
За этим заявлением последовала тишина. Глаза всех присутствовавших на мостике обратились к Споку. Доктор рассмеялся.
– Неопределимая возможность? – Маккой в притворном изумлении покачал головой. – Это у вас на Вулкане так говорят, когда что-то подозревают, да, Спок?
– Это не просто подозрения, доктор. Просто результаты наших наблюдений пока выглядят совершенно несвязными, а, следовательно, нелогичными. Прошлый опыт привел меня к выводу, что кажущийся нелогичным феномен чаще всего является не результатом действия законов природы, а результатом манипуляций этими законами разумными, но менее логичными существами.
Капитан Джеймс Т. Кирк сдержал улыбку и, опустив глаза, поудобнее устроился в командирском кресле. Мысль о том, что аномалии не являются природным феноменом, конечно, приходила ему в голову, но, как сказал бы Спок, он не придавал ей значения фактора большой вероятности. В первый раз, когда «Энтерпрайз» попал в зону действия одной из таких аномалий, корабль оказался мгновенно транспортирован более чем на триста парсеков и поврежден влиянием окружающей турбулентности. В тех условиях первоочередной задачей было выжить, спасти себя и звездолет, так что времени для научного анализа или философствований оставалось мало.