Он рассказал все, что знал, включая эпизоды с убийством незадачливого Лехи, поджогом бывшего вертепа и беспощадным избиением строптивого хозяина-алкоголика, скончавшегося, кстати, от побоев.
Руку майора, державшую авторучку, уже начинала сводить судорога от непрерывной и судорожной писанины...
Уже поздним вечером он отвез Антона домой. Сказал на прощание:
- Утром - в школу. После - вместе с Ольгой ко мне на коллоквиум... За то, что получил от меня по загривку, прощения не прошу. Ни Крученого, ни дружков его не бойся - они для тебя уже так... призраки.
Антон разлепил разбитые губы:
- И сколько мне дадут... лет?
- Не знаю, - честно признался Родионов.
Через день из больницы выписалась Ирина Ганичева, усилиями врачей обретшая способность к адекватному восприятию действительности. Действительности, увы, ужасающей.
Разговора с этой сломленной, истерзанной невзгодами женщиной, напрочь утратившей былую привлекательность и какую-либо уверенность, не получилось: она выбралась из бездны, но утраченное ею было безмерно, и его восполнение после неизбежного осуждения детей виделось Родионову уже непоправимо безнадежным, хотя в этаком мнении ему очень хотелось ошибаться...
Подписала необходимые документы, робко, словно не веря, что ее отпустят, спросила: "Могу идти?" - и скрылась за дверью, оставив после себя ощутимый след темного знака безысходной беды.
Крученый, напротив, держался крайне уверенно и дерзко: причастность к разбоям отрицал, показания Ольги, касающиеся ее изнасилования, называл бредовыми измышлениями, придуманными Родионовым, и каждодневно отправлял из камеры записочки, то бишь "малявы", шефам группировки.
В письменных посланиях вор просил о том, чтобы голова проворного мента Родиона полежала до похорон отдельно от туловища, а малолетней сучке, с потрохами его заложившей, устроили передозировочку героина...
Перехваченные рекомендации майор с удовлетворением подверстывал к неуклонно распухавшему делу, однако, по оперативным сведениям, в разговорах группировщиков начала подозрительно часто повторяться его фамилия, и потому в целях профилактики непредсказуемых действий противников Родионова вызвал в РУБОП Олега - главу сообщества.
- Есть повод для доверительного разговора, - сообщил он мафиози в предварительном телефонном разговоре. - Приезжайте, если хотите, с надежным свидетелем, дабы вас не обвинили... ну, понимаете...
- Понимаю, - холодно согласился собеседник.
Олег, происходивший из семьи профессоров-медиков, личность, от которой буквально за версту веяло интеллектом, несокрушимой уверенностью и ледяной логикой, с брезгливостью ознакомился с показаниями подростков: Ольги, Дениса и Антона. Дойдя до эпизода о склонности Крученого к вампиризму, озадаченно хмыкнул. Далее прочитал просьбу вора о том, чтобы грустной головой майора братки сыграли в веселый футбол.
- Ну и?.. - вопросительно поднял Олег безучастные глаза на Родионова.
- Вот и у меня тот же вопрос, - отозвался тот.
- Тогда - отвечаю, - молвил глава группировки. - Может, он и Крученый, но разровняли вы его в плоский блин. Со всеми подробностями. Для меня, по крайней мере. Теперь вывод: зовут его - мразь, и он - никто...
- На данный момент и по данному поводу наши точки зрения абсолютно и отрадно совпадают, - откликнулся Родионов. - Не смею задерживать. Пока!..
Оценив двусмысленность последнего слова, собеседник усмехнулся:
- Хотел бы сказать вам "прощайте", но вдруг неправильно поймете... Сказать "до свидания" язык не поворачивается. А потому остановимся на варианте: честь имею...
- Хотелось бы надеяться, - заметил Родионов.
Витек
Выскользнув из квартиры Чумы с сумкой трофейного барахла, прикрывающего пачки валюты, Витек уселся в автомобиль и доехал до крытой автостоянки, где обычно оставлял на ночь машину.
Договорившись с частниками-автослесарями, промышлявшими мелким ремонтом на территории гаражного комплекса, въехал в их бокс, оснащенный подъемником и необходимым оборудованием для производства кузовных работ.
Умело подрезал тонким диском шлифовальной ручной машины сварные точки короба, оттянул его в сторону монтировкой и одну за другой запихнул в глубь образовавшейся прорехи обернутые в плотный полиэтилен пачки валюты, связанные между собой, подобно сосискам, суровой нитью.
Закрепив разъехавшийся шов струбцинами, вновь прихватил его сваркой, а затем аккуратно заровнял и зачистил следы своих манипуляций.
Обмакнул кисть в тягучий деготь масляной отработки и тщательно промазал нижний край коробов и днище.
Теперь оставалось промчаться на приличной скоростенке по сухому разъезженному проселку, дабы масляную пленку подернули взбитые колесами клубы дорожной пыли.
Первым таким проселком для Витька стала дорога, ведущая к одному из пригородных частных домов, где обитала свора цыган - фальшивомонетчиков и наркодилеров, "закрышенных" Чумой.
До сей поры Чума и Витек посещали криминальный табор не единожды, а потому незваный гость был встречен толстой и усатой супругой главы вечно праздного и делового сообщества крайне предупредительно и вместе с тем вполне по-свойски.
Устроившись в просторной гостиной, уставленной мебелью из ценных древесных пород и псевдоантичными статуями, Витек сквозь зубы поведал, что прибыл, во-первых, по поручению Чумы за очередной данью; во-вторых, ему нужна доверенность на машину и паспорт, фотографию для которого он незамедлительно готов предоставить; а в-третьих, происхождение и качество поддельного документика обязано выдержать любого рода проверку, поскольку он, Чума и Весло отправляются в ближнее зарубежье на разборки.
Выслушав данное заявление, произнесенное безапелляционным тоном, толстая ведьма, щуря хитрющие масленые глазищи, ответила, что бланки доверенностей и подходящий паспортишко у нее имеются и сейчас она востребует для исполнения поставленной задачи необходимого рукодельника - своего брата, отдыхающего в одной из спален второго этажа. Однако с выплатой регулярной мзды существует проблема: денег сейчас нет. К тому же обозначенный срок выплаты наступает лишь через неделю, и требование многоуважаемого Чумы представляется ей, мягко говоря, странным.