– Это лучше, чем работать на вас, – ответил тот.
– А вы подумали о том, на что будете жить? Кто теперь будет оплачивать ваши счета?
– Это не ваша забота, Смитти. Я скоро сделаюсь звездой телеэкрана. А когда получу с них все, что мне причитается, то заживу припеваючи, как король.
– Ты – и вдруг отставка?.. – сказала Руби. – Это как-то не вяжется одно с другим.
– Я ушел с этой работы. Слишком много безымянных трупов, слишком много смертей.
– Римо! – строго сказал Смит.
Их взгляды встретились в зеркале. Смит предостерегающе показал глазами на Руби.
– На ее счет можно не беспокоиться, Смитти: она знает об организации больше, чем вы думаете. Если бы вы нас не нашли, она все равно заставила бы меня разыскать вас.
– Вы хорошо информированы, – заметил Смит, обращаясь к Руби.
– Я держу свои уши открытыми, – сказала она.
– Это не так просто, когда имеешь вместо ушей кочешки брюссельской капусты, – хихикнул Чиун.
Из рации донесся чей-то громкий голос. Чиун поздоровался.
– Привет, «чайник»!
– Сколько раз вам говорить! – рассердился Чиун. – Люди – не чайники!
– А как ты сам себя называешь?
– Как я называю себя сам? Или как меня называют другие?
– Как мне тебя называть? – спросил голос.
Акцент был оклахомский. В любом месте, где ни подключишься к рации, голоса звучат всегда одинаково, как будто они принадлежат обитателям лачуг, сложенных из обрывков толя где-нибудь в окрестностях Талсы, подумал Римо.
– Я себя называю скромным, добрым, застенчивым и великодушным, – признался Чиун – Другие называют меня прославленным, просвещенным, досточтимым, почтеннейшим Мастером.
– Ничего себе! Я буду называть тебя скромнягой, не возражаешь?
– Лучше зови меня Мастером, это больше соответствуем моему характеру. Не знаю, говорил ли я тебе, мой добрый друг, что я работаю на тайное государственное агентство?
Смит застонал, как от зубной боли, и ударился головой об угол сиденья.
Машина, в которой находился полковник Уэнделл Блич, шла первой в растянувшейся по шоссе колонне из четырнадцати автобусов. Он сидел за спиной водителя, на голове у него были наушники; полковник внимательно слушал все сообщения, поступающие с базы.
Пятьдесят пассажиров головного автобуса были одеты в джинсы и футболки. Жесткие требования дисциплины были теперь ослаблены ровно настолько, чтобы парни могли беседовать между собой – не слишком, впрочем, громко.
– Сейчас мы увидим шоу на дороге, – сказал, то ли спрашивая, то ли утверждая, старший лейтенант, опускаясь в соседнее кресло.
Блич кивнул.
– Люди готовы? – осведомился он.
– Вы знаете это лучше меня, полковник. Они готовы ровно настолько, насколько этого хотим мы.
Блич снова кивнул. За окном проносился сельский пейзаж.
– Мы ведь не делаем ничего такого, чего им не пришлось бы делать в регулярной армии. Если они захотят туда перейти, – добавил он.
Лейтенант кивнул в знак согласия.
– Двадцать лет я наблюдаю, как деградирует армия, – продолжал Блич. – Жалованье растет, а моральные устои рушатся. Не армия, а провинциальный клуб. Гражданские права этому сброду?! Если они добровольцы, так надо их баловать? Если бы мне дали их на полгода, я бы все поставил с головы на ноги. Я бы создал настоящее войско – не хуже, чем было у древних римлян.
– Или у генерала Першинга, – поддакнул лейтенант.
Блич, однако, с этим не согласился.
– Ну, не совсем так, – сказал он. – Вы знаете, почему он получил прозвище Черный Джек?
– Не знаю.
– Он ввел форму черного цвета. Сначала его звали Черномазый Джек. Ну да Бог с ним, с Першингом. Что до меня, мне долго не представлялось случая показать себя, пока американцы не осрамились в Намибии, когда там вспыхнули беспорядки и были человеческие жертвы. Я предложил свои услуги по наведению порядка в армии, но меня не поняли.
– Все дело в мягком обращении, – перебил лейтенант. – Нам не хватает твердой руки.
– А потом мне наконец повезло: я был приглашен сюда. Сейчас у меня лучшая часть изо всех, какие я когда-либо видел. Наилучшие условия, наилучшая подготовка, наилучшая дисциплина. Я могу повести их хоть в ад!
– И они последуют за вами, вне всякого сомнения, – сказал лейтенант.
Блич повернулся к нему и дружески похлопал его по плечу.
– Придет время, – сказал он, – когда мы наведем в нашей стране порядок и для нас отольют медали. А до тех пор мы должны находить удовлетворение в том, что мы делаем.
В его наушниках послышалось потрескивание. Блич сделал лейтенанту знак молчать и взял в руки микрофон.