Наверное, только сейчас, растворившись в безликости многомиллионных толп, Ирина поняла, что жила ранее в глубинке географической, но отнюдь не духовной. В каких-нибудь Сокольниках или в Беляево, да и около Кремля, провинциалов было не меньше, чем в Сибири. Москвичей зачастую водили в столичные музеи их гости из захолустья.
В суете этой жизни для многих оставалась лишь иллюзия, что все высшее доступно, и всегда успеется. А в реальности? Работа, семья, текучка, машина, конструктивные знакомства, трепотня за бутылкой. Почти некогда остановиться и оглянуться. Вечное подождет. Вот он, парадокс столичной жизни: все рядом, спешить нет смысла, и в итоге все течет мимо.
Однако, сетуя на бездуховность и ослепляющий меркантильный материализм основной массы москвичей, походами по музеям и театрам деловая женщина Ирина Ганичева также себя не утруждала, всерьез тяготясь лишь одним обстоятельством: своей вынужденной бездеятельностью и тратой накопленных денег, не способной компенсироваться сколько-нибудь регулярным заработком.
С другой стороны, каким образом данный заработок обрести? Идти ишачить за грошовую зарплату в государственную организацию? Глупо, этих зарплат она себе уже заработала на век вперед. Устроиться на основательную должность в какой-либо коммерческий нефтяной концерн? Не хватает связей, да и едва ли ей выдержать кадровую конкуренцию.
Попытаться наладить собственный бизнес? Но какой? Что у нее есть, кроме полузабытого околонаучного прошлого и сегодняшних навыков посредника, управляемого поступающими извне распоряжениями?
Однако, очутившись в вакууме собственной невостребованности, она не отчаивалась, методично завершая связанные с переездом дела: удачно продала прежнюю квартиру, перевезла на новое место жительства дорогую ее сердцу утварь, устроила детей в школу и постепенно стала налаживать и укреплять прежние шапочные знакомства с людьми из министерства, которых знала благодаря прежним командировкам.
За должниками еще оставалась сумма в двести тысяч долларов, однако дошедшая до них новость об отстранении Ирины от дел, существенным и естественным образом повлияла на прежнюю готовность платить по счетам, и вероломные обещания Ганичевой относительно будущих поставок нефти, обернулись, как и следовало ожидать, подобного же рода заверениями в погашении оставшейся задолженности. При этом в голосах заверяющих, уяснивших ее уловку со срочным приобретением квартиры, отчетливо слышались злорадные и мстительные нотки.
Противопоставить что-либо бесстыдству неплательщиков Ирина не могла: попытка решения дела в официальном порядке означала возникновение вполне понятного интереса к ее персоне со стороны налоговых служб, а обращение к неформальным, то бишь, криминальным адвокатам, было чревато непредсказуемыми последствиями, поскольку, как она слышала, у должников имелась свирепая и давняя уголовная “крыша”.
Таким образом, ведение жестких переговоров требовало весьма компетентной и могущественной силовой поддержки, чьи осторожные поиски, ставшие отныне первостепенной задачей Ирины, затмили своей актуальностью поиски ее нового социального статуса. Впрочем, сумма в двести тысяч сама собой являла этот статус.
Одна из министерских дам, ставшая с недавней поры поверенной свежепомазанной москвички, и с удовольствием навещавшая ее званые обильные ужины, с решением проблемы возврата долга пообещала помочь, обронив, что ее дальний родственник, недавно переживший аналогичный конфликт, сумел получить долг сполна благодаря наивлиятельнейшему в криминальных кругах лицу, способному выколотить деньги хотя бы и из самого верховного главнокомандующего.
Подобная характеристика загадочного уголовного авторитета страшила, но, одновременно, и обнадеживала, и потому, решив, что первый предварительный разговор ее ничем не обяжет, Ирина попросила подругу устроить ей встречу с всесильным вышибалой теневых капиталов.
Вышибала оказался представительным, со вкусом одетым мужчиной лет пятидесяти с небольшим; неукротимость и твердость его волевой натуры сквозили в каждом жесте и слове, вмиг заворожив Ирину, впервые, возможно, почувствовавшую себя податливо-беспомощной и потерянной; однако превосходством своего положения гость не злоупотреблял, был снисходительно насмешлив и участлив в расспросах, хотя небрежно-циничные интонации его тона сеяли в Ганичевой пугливые сомнения.
Александр Иванович, как представился респектабельный вышибала, ходить вокруг да около предложенной ему темы не стал. Заключив, что по существу описанной ему ситуации, потерпевшая стоит на самой, что ни на есть, неуязвимой позиции, он предложил услуги в восстановлении справедливости, обозначив стоимость процесса восстановления в тридцать процентов от общей суммы. При этом заметил, что никакие “крыши” его не пугают, однако для начала реальных действий ему необходимы установочные данные на должников. В том, конечно, случае, если его персона вызывает доверие у милейшей дамы, чье разочарование и боль, вызванные кознями подлых мерзавцев, он готов разделить, воздав обидчикам слабых сполна.
В очередной раз для Ирины наступил момент принятия кардинального поворотного решения…
Она лихорадочно соображала, как ей поступить. Раскрыть все карты? А если Александр Иванович за ее спиной договорится с “крышей” должников? Но, с другой стороны, родственник подруги получил от него оговоренную и очень крупную сумму, и его никто не обманул… Потянуть время? А что это даст? Да и не тот перед ней, чувствуется, человек, чтобы бесконечно и послушно бегать на рандеву с трусливо осторожничающими бабенками…
Она начеркала на листке название и адрес фирмы, предъявила ксерокопии долговых расписок с автографами ответственных лиц.
— Получат козлы по рогам! — уверил ее Александр Иванович, убирая бумаги в карман элегантного, в меленькую клеточку, пиджака.
На следующую встречу, необходимую ему для уточнения некоторых данных, касающихся личностных характеристик руководителей недобросовестной фирмы, он приехал с влажной охапкой черно-багровых роз, огромным тортом и с пластиковой, перевязанной ажурными лентами коробочкой с коллекционным испанским вином. Вручая цветы, пояснил:
— Не люблю являться в приличный дом с пустыми руками. А тем более, в дом, где обитает такой редкой красоты женщина…
Ирина зарделась.
Наслышанный об увлечении Антона каратэ, Александр Иванович подарил мальчишке настоящее японское кимоно, а Оле — тоненькую золотую цепочку с медальончиком.
Стоимость детских подарков недвусмысленно указывала на определенные симпатии Александра Ивановича к родительнице, но лепет Ирины относительно непомерной щедрости гостя, он пресек, заявив, что дешевок и жмотов всегда презирал, и дарующий прежде всего приносит радость самому себе, как, впрочем, становится богаче и тот, кто возвращает свои долги.
Тут бы вспомнить Ирине предостережение древних: бойтесь данайцев, дары приносящих, да не сумела проникнуться античной мудростью — для всех времен универсальной, поскольку соперница мудрости — корысть — не дремала в сердце ее ни на миг.
В этот вечер они засиделись допоздна, обсуждая проблемы текущего бытия и рассказывая друг другу о собственном прошлом.
Александр Иванович не скрывал, что многократно сидел, — в основном, правда, за незаконные валютные операции, ныне, после свержения проклятого большевизма, ставшие бытовой нормой; при этом нисколько своей тюремной биографии не стеснялся, и главные постулаты личностного мировоззрения формулировал так:
— В России у каждого за спиной зона маячит, просто не каждый шею вывернуть в ту сторону желает, да присмотреться, призадумавшись… Вот ты, Ира, коли уж на брудершафт выпили, и толкуем, как товарищи, скажи: эти двести штук — что, личным ударным трудом заработаны? Нет, просто сколотилась у вас компашка с долевым участием, и кто в нее не попал, тот нефть качал и разливал за гроши, а кто попал, тот, рук не марая, сидел в белой рубашечке-блузочке, да выручку пересчитывал за конечный продукт… Так ведь? Потому вывод: как ты украл — неважно, главное — не попался. Вот и весь сказ. И чего лицемерить? Чего мораль разводить? Кстати, эти, сегодняшние… — Ткнул пальцем в потолок, — уже на ясном глазу заявляют: да, мой дом этот, к примеру, Газпром, и — баста! Посторонние — от винта! А кто его строил и налаживал — плевать! Я — хапнул, и охранную ксиву в сейф положил. Вот и весь главный козырь. Прямой нагляк! И скажи чего против?.. Побурчали маленько сирые, и заткнулись, свыклись. А что сделаешь? Кто в компашку этих хаповиков не уместился, тому одно осталось — пресмыкание… А компашка сплотилась, и очень даже внимательно за всеми ключевыми позициями следить начала, чтобы постороннего на них за три версты не подпустить! Вот такая кодла образовалась… И если платит кодла налог то — как в общак, на свое же благо. А что других касаемо, то налог с них взыскивается под угрозой и — тоже в общак идет… А оттуда — отстежка на привилегии той же самой компашки. Замкнутый круг. А в компашке правила жесткие, потому что, не соблюдай их, не только из доли выковырнут, но ведь и посадят, как нечего делать… Ведь у каждого рыло не то, чтобы в пушку, а в бородище путаной до колен… Так что, Ира, закон в России один: или воруй грамотно, или прозябай. А кто прозябает, тот, как слабенький зайчик в лесу дремучем и голодном: непременно сожран будет. — Подумав, прибавил, наливая в бокалы вино: — Ну, а мы выпьем с тобой за свою компанию… Как думаешь насчет такого предложения?