- Чего грустный, мастер баранки? Выпить хочешь, а нельзя?
Витек равнодушно посмотрел на самодовольную физиономию Лехи. Его серенькие, выцветшие глаза, глубоко сидящие под выпирающими, как у шимпанзе, надбровными дугами, были, как всегда, отрешенно-пусты.
- А чего радоваться?
- Как чего? - удивился Леха. - За ночь стоху срубил... А всего-то дел...
- Каких дел? - донесся неприязненный вопрос.
- Ну... вот и я о том же... Ночку в машине посидел, покемарил - все искусство... - Леха запнулся: в тоне водителя он почувствовал некую враждебность.
- А-а... Это - да! - неожиданно широко и беззаботно улыбнулся Витек, обнажив мелкие и редкие зубы. - Это - чтоб так каждую ночку!
Подкатившая настороженность, уколовшая Леху, моментально испарилась.
- Я бы и сам не против, - сокрушенно сообщил он, вновь прикладываясь к бутылке. - Но планида наша иная... Один раз фарт, пять раз без карт...
- Но сегодня ты, чувствую, козырную игру провернул, - благожелательно уточнил Витек, сворачивая с трассы на бетонку, ведущую к поселку.
- Ну, как сказать... - отозвался Леха, вновь озабоченно постигая какую-то неприятную нотку в голосе водилы.
- Вот и скажи... - Витек принял вправо, притормозил у края березовой рощицы. Заглушил двигатель. - Вот и скажи, - повторил уже с откровенной неприязнью, - почему меня за фрайера гнутого держишь? А?
- Ты чего, в натуре, пасть не по делу расклеил?! - остервенело вскинулся Леха на собеседника, но тут же и осекся: в лоб ему смотрел зрачок парабеллума, и держала пистолет, как дошло сразу же, ослепительно-охолаживающе, твердая и безжалостная рука.
Тот самый парабеллум, который сейчас должен лежать в одной из сумок в багажнике...
И дошло: пока он трепался с Людкой, этот любознательный примат влез в багажник...
- Так вот, насчет фрайера, - глухо и спокойно объяснил Витек. - Что меня с собой на дело не взял - воля твоя. Что на стоху меня подписал - я ее получил и не в претензии. А в претензии, Леша, милый друг, я за то, что сыграл ты со мной в темный лес, рискнув и своей шкурой, и моей башкой... Приблизив ствол пистолета ко лбу оторопевшего пассажира, он с доверительной укоризной продолжил: - Взяли бы нас с тобой у тех кустиков, где ты хоронился со своим карго огнестрельным - поплыл бы я опять в вагоне с решеточками, в тесноте и убожестве на север дальний, во тьму промозглую... Да и останови машинку для проверочки любопытный мусорок с палочкой полосатой, тоже крупная незадача бы вывинтилась... С учетом моей боевой биографии. Так ведь?
- Ладно, давай по-честному, - дрогнувшим голосом предложил Леха.
- Вот и давай, - согласился Витек. - Роток раскрывай, доклад зачинай...
- О чем доклад-то?
- Кто навел, кто в лес завел... - На досуге Витек грешил сочинительством стихотворных виршей, в основном матерных частушек, но порой позволял себе поупражняться в рифмах и в бытовых разговорах.
Лихорадочно соображая, что неосторожный и чистосердечный ответ несет в себе угрозу погибели, Леха сбивчиво поведал о знакомой, работающей в экспертно-криминалистическом отделе и проговорившейся в его присутствии мужу об оружии и неисправной сигнализации. О похищении денег он, естественно, умолчал, равно как и о преднамеренном сговоре с Людмилой.
Вдумчиво выслушав арендатора его транспортного средства, Витек скучно поинтересовался:
- А проговорилась-то баба накануне?
- Не, неделю назад! - успокоил его Леха. - На кухне мужу... А я в сортире был, слышал...
- То есть - все чистяком? - уточнил Витек.
- Конечно! Ты ствол-то убери, а?
- Уберу-уберу, только вот перекурю, - сказал Витек, однако как держал парабеллум зорко и агрессивно, так держать и продолжал, ни малейшей попытки закурить при этом не предпринимая. - И что с пушками ты, лох, делать-то собрался? А?
- Ну... давай... реализуем потихоньку... Все в пополаме... сконфуженно потирая руки, молвил Леха.
- Во! - умудренно качнул головой Витек. - Реализуем, стерилизуем... А кому и как - не сообразуем... Ладно! Считай, за подставу я тебя простил, но вот что ты, друг, упустил: спалишься ты с этим патронташем! И выйдет: не нашим и не вашим...
- Да хватит тебе хореями шпарить! - поморщился Леха.
- Хватит так хватит... - К большому облегчению Лехи, Витек убрал пистолет под сиденье. Пустил движок. Сказал твердо: - Кому стволы спулить знаю. Есть концы. Вместе на киче парились. Серьезная московская братва. Сколько дадут - поделим. И - только так! - Мотнул решительно головой. - А твои клиенты - верный прогар. От них к тебе точняком мусора притопают, а там и ко мне дорога недолгая... Так что вылезай возле своей хаты налегке, а я товар заховаю.
Возражать ушлому Витьку Леха не решился, хотя первый испуг, связанный с возможностью огнестрельного ранения в череп, уже прошел.
- Ну тогда и стольничек верни... - осмелел он. - Коль дело общее... Так ведь, коли по справедливости-то? Я ж тебе еще и бензин оплатил, и амортизацию...
- А я бы мог твою абортизацию не оплачивать... - Витек со значением кивнул на скрывающуюся за багажником автомобиля березовую рощицу. - И вообще утилизацию... Стоха - моральный ущерб, осознай, друг!
- А когда ты мне ствол в рыло, а?
- За дело, товарищ! За дело! Меня ваша хитрость задела. И заела!
- Опять ты за свои прибаутки... - Леха беспомощно уронил на сиденье онемевшие руки.
Ему неимоверно хотелось пристукнуть шустрого и сметливого, как хорек, Витька, но одновременно с безысходной обреченностью сознавалось, что совершить это он попросту не в силах.
Нахрапистый и самоуверенный Леха в глубине души был трусоват и, слава Богу, не способен на насилие и убийство. Верхом его отваги была как раз эта самая незадачливая кража из милицейского вспомогательного ведомства.
Кража, о которой он уже здорово сожалел.
И когда запыленная машина Витька скрылась за поворотом поселковой улицы, он, ощупав потайной карман брюк, где лежали похищенные доллары и марки, перевел рассеянный взор на свой тщательно ухоженный домик с кованой калиткой, с внезапным ужасом осознав, что вскоре в этот дом могут войти решительно и по-хозяйски люди с неприветливыми лицами, ляжет на скатерть постановление об обыске и - здравствуй, паровоз на север страны!
Но изменить что-либо было уже невозможно. Оставалось надеяться и ждать. Надеяться на безуспешность следствия и ждать, увы, возмездия за грехи тяжкие...
Поднимаясь на крыльцо, он не без удовлетворения вспомнил о хранящейся в морозильнике литровой бутыли "Смирновской".
Вынести эту жизнь трезвому было категорически невозможно!
Витек
Тюки с оружием Витек закопал в той самой березовой рощице, на краю которой состоялся, благодаря парабеллуму, откровенный разговор с хитрецом Лехой.
Зла на Леху, сыгравшего с ним втемную, Витек не держал, он и сам бы поступил подобным образом.
Прошлый тюремный опыт диктовал действия, связанные с конкретными уголовными стереотипами, а именно: надлежало продать оружие не праздным дилетантам, а умелым профессионалам.
Такой человек на примете у Витька был: Сеня Чума.
С Чумой он познакомился в зоне, где отбывал последний срок; Чума, имевший семь судимостей, относился к касте блатных, входил в состав одной из московских группировок и, пребывая за колючей проволокой, имел горячий "подогрев" с воли, потчуя себя деликатесами, французским коньячком и балуясь экзотическим кокаином.
Витек, не имевший в мире воров ни малейших заслуг, кроме разве трех краткосрочных посиделок, был Чумой примечен, обласкан и произведен в должность доверенной шестерки.
Из зоны они вышли практически одновременно.
Чума, в мирной гражданской жизни специализирующийся на разбоях и грабежах, предложил услужливому Витьку присоединиться к его команде.
Взяв для приличия время на раздумье и записав телефон Чумы, к предложению бандита тем не менее отнесся крайне отрицательно.
Как бы ни был Чума крут, как бы ни жировал в зоне, пример его Витька не вдохновлял. Многочисленные судимости уголовника явственно указывали на то, что злодеяниям его неотвратимо уготовано воздаяние, а значит, аналогичная участь ждет и его подельников.