— Где курилка? — подавившись собственным голосом выдавил он.
— Пойдёмте, я вас провожу.
Они снова шли по уже ставшим частью привычных декораций коридорам, и убедившись, что за углом никого нет, F-26 сказал с каким-то незнакомым тембром:
— Как вы понимаете, ни в кабинетах, ни где бы то ни было прослушка не установлена. Это попросту бессмысленно. Информация настолько фрагментирована, что любые компрометирующие разговоры могут быть зарегистрированы как просто лихо зашифрованная информация.
Они повернули за угол, F-26 снова оглянулся.
— Тем не менее, разговаривать в присутствии младших коллег считаю неэтичным. Это может пагубно повлиять на их работу. А нам всё-таки важно сохранять… Энтузиазм. Что, как вы понимаете, в условиях нашей работы сложно выполнимо и без ваших психологических измов.
— Что вы имеете в виду?
Поворот, они продолжали идти быстрым шагом.
— Ваши коллеги любят делать проблемы там, где их нет. Вы придаёте излишне большое значение тонким материям, а их ведь так легко нарушить. Я убежден, что если не копаться в этих тонкостях так глубоко, это бы многое упростило. Ведь вам же не хочется всё усложнять?
— Да куда уж мне.
Поворот, мимо них прошёл сотрудник из незнакомого отдела, ещё поворот, звуки его шагов стихли.
— Ваш предшественник… Он не просто уволился. Он, что называется, сгорел на работе. Фигурально, конечно.
— Депрессия?
— Похуже, бредовые идеи, призывы к забастовкам. Его отстранили от работы, наработки были уничтожены.
— Почему?
F-26 пожал плечами.
— Возможно, сверху сочли их вредными. Или просто «во избежание».
Снова поворот.
— То есть содержимое моего компьютера — бесполезный мусор? То, что осталось после зачистки всего, что представляло хоть какой-либо смысл? — возмутился, хоть и вполголоса, L-80.
— Откуда же мне знать, это же ваш компьютер. Могу сказать одно, тот файл, что вы сегодня обнаружили, я имею в виду формулу, не должен никто видеть.
— Но пока что это единственное, что хотя бы отдалённо напоминает результат, которого от меня ждут!
— С чего вы взяли?
— Ну как же… Это формула. И она явно считает какое-то значение, связанное с распадом. Мне только непонятно, почему итог продолжал уменьшаться.
Поворот.
— Что именно вам непонятно?
— Как это вообще работает? Мне казалось, что формула должна давать какое-то значение. А здесь какая-то мистика, исчезающее число. Особенно с учётом этой фразы про вечный эффект домино — не значит ли это, что человечество толкнуло первую плашку, не умея остановить эту цепную реакцию и не представляя, чем она вообще может закончиться? И теперь вся вселенная неуправляемо распадается?
Он говорил сбивчиво, с жаром, как будто слова опережали его понимание, а рождались в процессе какой-то когнитивной судороги. Они снова повернули.
— Вы хорошо себя чувствуете? — как-то пресно спросил F-26.
— Вообще-то, нет. Чувствую себя погано.
— А вы говорите, работа невредная. Вот и вы тоже… Облучились. На лицо распад ментального ядра. А такой молодой…
— Пусть так. Но что же формула?
— Ну что, что формула? — раздражённо бросил F-26, продолжая быстро идти.
— Мне кажется… Я думаю, формула показала что-то нехорошее. Неуправляемый распад вселенной или что-то такое.
— Навряд ли всей Вселенной. Так далеко Устройства не действуют.
— То есть вы не отрицаете? Не отрицаете, что мы тут… Мы тут уничтожаем мир?.. — L-80 бил озноб.
— Завидую вашей неиспорченности, коллега, — шмыгнул F-26.
— Поясните?
— Вы верите в светлое даже там, где всё давно погрязло в темноте. Посмотрите по сторонам.
L-80 машинально оглянулся. Они уже давно шли по коридору столько, сколько он ни разу не ходил в стенах Лаборатории.
— Мне кажется, или мы ходим кругами?
— Вам не кажется, но так и было задуманно.
Они стояли у двери лаборатории L.
— Хотите анекдот, коллега? Сын спрашивает у отца: «Папа, что такое некомпетентность и безразличие?». Отец ему отвечает: «Я не знаю и мне всё равно».
— Что вы хотите этим сказать?
L-80 опять понимал всё меньше и всё больше чувствовал себя каким-то сбоем в матрице, которая постепенно превращалась в лавину рассыпающихся цифр.