— Всего лишь то, что если процесс был запущен, он не может быть остановлен. Так зачем же усложнять. Вот вы, психологи, любите докапываться до всего…
— Ну знаете… Вообще-то это наша работа.
— Усложнять?
— Разбираться.
F-26 расплылся в ехидной улыбке:
— Ну и что же вы наразбирали?
— А то. Что вы тут, в этой вашей Лаборатории запустили неведомую реакцию распада всего сущего ради инвестиционной привлекательности умов человечества.
— Тут вы неправы.
— Да неужели?!
— Ради НЕ-привлекательности. Кажется, вы так и не поняли. Задача, разрушить ментальные ядра противника…
— Всё я прекрасно понял! Это вы не понимаете, что лавинообразная реакция уже не управляется ни вашей Лабораторией, никакой другой! Она продолжает…
— Остановитесь, молодой человек, а то вы и сам уж не знаете, куда заведут вас эти рассуждения.
Внезапно, Алекс всё понял. Он вдруг увидел перед собой старика-журналиста, который держится за место главы секретного отдела, не гнушаясь задачами, KPI которых измеряется отрицательными человеко-долларами. Он также с горьким унынием понял, что продолжать разговор бесполезно. Похоже, вся Лаборатория уже давно пожирала себя изнутри, словно раковая опухоль, а её сотрудники, получив дозы ментального облучения, уже были неспособны ни заметить это, ни тем более испытать здоровых импульсов по освобождению, продолжая поддерживать жизнедеятельность своей Альма-матер.
Что спасало его, Алекса, он не знал. Он явно чувствовал себя нездоровым. Его тоже захватило отчаянье, но не апатия. Что-то удерживало его от заражения чёрствым малодушием, с которым здесь все работали над уничтожением душ людей. Возможно, какая-то индивидуальная резистентность.
Надо было что-то предпринять, ведь он — как человек, как внезапно выяснилось, с морально-волевым стержнем — не мог просто оставить всё, как есть. В ушах у Алекса практически звучал Имперский марш, когда он сел за ноутбук и стал набирать текст, в котором пытался кратко и очень прозрачно изложить всю суть:
От самой идеи разрушения ментальных ядер — а на самом деле, банального подрыва душевного здоровья, с помощью усиления и распространения деструктивных эмоций.
И роль социальных сетей и медиа, комментариев и прочих реакций в этом процессе — а вернее то, что именно они и являются этим самым процессом.
И то, какова природа этого лавинообразного распада. И то, что является целью распада — ментальные коммерческие площадки, по сути просто платёжеспособность людей, которые не потеряли желание жить и смысл что-либо покупать, от ипотеки до шоколадки.
И заканчивая тем, насколько неуправляемой стала эта цепочка. Что даже породившая Устройства Лаборатория сама же в первую очередь и распадается на токсичные атомы, но продолжает хрипло дышать и колыхаться своими опухшими телесами.
Дописывая последние слова, Алекс чувствовал себя совсем плохо. Его буквально тошнило от экрана, клавиш и собственных рук, ползающих по буквам. Он уже не особо понимал, зачем вообще он решил писать этот текст.
Кому он собирается его отправлять? Кто будет способен прочесть, понять и переварить эту информацию. А даже если и поймёт — кто захочет пытаться что-либо изменить? Ведь он сам только что написал, что система вышла из-под контроля, и распад неотвратим. А значит, всё абсолютно бессмысленно.
Ни единого шанса, что Лабораторию кто-то остановит. Ни грамма толка во всех его усилиях. Ни единой толики надежды вообще во всём.
Если вся реальность, знакомая нам — давно уже лишь продукт распадающегося, рассыпающегося на отравленные атомы смысла… То зачем это всё?
7
На следующий день Алекс проснулся у себя дома. Ему хотелось только одного: немедленно купить шоколадку.