Диан схватил ее за плечи и рывком приподнял с булыжников. Застывшее лицо Кальенты было похоже на искусно высеченную каменную маску, и Диан понял, что не ошибся, но не почувствовал ничего, кроме безотчетного страха. Он не знал, что делать с тем, что он нашел. Ее тело стремительно холодело, и вместе с ним как будто вымерзала Внутренняя вселенная Диана. Единственным его желанием было бросить то, во что на его глазах превратилась перепуганная юная горожанка, и бежать, не оглядываясь... Но он не мог сдвинуться с места, а она все скрежетала, хрипела, стонала, явно стараясь что-то выговорить. Наконец, издав какой-то горловой рык, в котором нельзя было разобрать ни единого звука, она уронила голову и закрыла глаза.
Она не отпускала его. Не отрывая взгляда от белого, как бумага, лица Кальенты, Диан взял ее на руки, прижал к себе покрепче и медленно пошел вперед.
Элион, мурлыча под нос песенку, причесывалась перед зеркалом. Старший сын, Герирон, только что забежал в комнату с мячом в руках, сказал, что ее зовет выпить по кружке идверры лекарь с Собачьей улицы, и помчался играть дальше. «Знаю я эту идверру», - подумала Элион и стала одеваться. Конле, тот самый лекарь, когда-то оказал ей неоценимую услугу - когда сердобольные прохожие привели к нему второго сына Элион, немого Зори, основательно побитого уличными мальчишками, Конле распознал его, но оставил свое открытие при себе. Элион долго рассыпалась в унизительных благодарностях и терпеливо выслушивала рассуждения начитанного лекаря о том, что все по воле Эве, и только он может судить своих подданных. Потом она оказала лекарю ответную неоценимую услугу - его жена не могла разродиться, а Элион умудрилась отвоевать у Зарид и ее, и первенца. С тех пор Конле считал ее своей хорошей знакомой и периодически посылал за ней, когда встречал, как он сам выражался, «неподвластные уму человеческому» случаи - разумеется, тайком, ему и самому бы не поздоровилось, если бы стало известным, чьей помощью он пользуется. Но его положение было более выгодным, поэтому Элион сердилась, ворчала, но приходила. К тому же она нравилась лекарю. Не могла не нравиться.
На улице стало еще холоднее. Завтра нужно встать пораньше, до того, как мальчишки удерут на улицу, и отправить их чинить крышу, чтобы не рухнула потом под тяжестью снега. Элион вспомнила удивительно четкий и правильный рисунок снежинки в подвале, на стене со знаками. Эти простые и узнаваемые очертания долго не давали ей покоя в юности, словно они были шансом приблизиться к разгадке. Рядом с рисунком было нечасто встречавшееся в таинственном послании слово «радость» - его расшифровал дед Элион, и до самой смерти гордился своим открытием, смакуя в бесконечных рассказах каждую из цепочки случайностей, которая привела к нему - совпадение черточек, хорошо знакомый значок, ослепительная догадка... «Радость» была единственным понятным словом в той фразе - ее, как обычно, отделял от следующей маленький кружок. Значит, тот, кто писал это, был подобен человеку, его Внутренняя вселенная могла принять радость... Чему он радовался - снегу? Он пришел из жарких краев, впервые увидел снежинки и поразился их красоте? Как-то нелепо... Или эти два слова были просто похожи в их языке? А может, рисунок не имел никакого отношения к этому слову или дед ошибся в своих расчетах...
Элион зашла в дом лекаря без стука, звякнул привязанный к двери колокольчик. В прихожей от нее шарахнулась чья-то темная фигура, женщина не обратила на это внимания и крикнула:
- Конле! Где обещанная идверра?
- Эли, я здесь! - ответил лекарь из глубины дома.
Он сидел в своей захламленной всевозможными сосудами и инструментами комнате за столом и ритмично взбалтывал во флаконе какую-то жидкую смесь.
«Если он просто не может составить зелье, я остановлю его сердце...» - подумала Элион, вопросительно глядя на лекаря. Но тут она заметила, что в углу, на кровати, неподвижно лежит молодая девушка.
- Эли, посмотри, что это?.. - в голосе Конле неожиданно проскользнула умоляющая нотка.
- Милый, ведь это ты врачеватель, а я...
- Я боюсь, - бросив на женщину короткий взгляд из-под густых бровей, сказал лекарь и сосредоточился на флаконе.
- А я, значит, все могу и никакая зараза ко мне не липнет, - хмыкнула Элион и подошла к кровати поближе. Девушка лежала неподвижно, под ее закрытыми раскосыми глазами были темные круги, но дышала она ровно и спокойно, кожа была чистой, и никаких ран Элион не заметила. Обыкновенный обморок, скорее всего, девица просто понесла от любимого дружка. Но не успела Элион сообщить о своих догадках лекарю и посмеяться над ним, как девушка открыла глаза и громко заскрипела зубами.