– И что они?
– Составили протокол.
– Прелестно. Дальше что?
– Собирались осмотреть место аварии.
– И?.. – Мирон бухнул турку на плиту.
– И началась гроза.
– Это значит?..
– Это значит, что осматривать будут после грозы. Место я им описал, не промахнутся.
Мирон отбросил назад лезущие в глаза мокрые волосы. Одна капля упала в огонь, зашипела и испарилась.
– После грозы они хрен там что найдут, – сказал он зло.
Харон ничего не ответил. Еще одна из его дурных привычек – обрывать диалог на полуслове, превращая его в бессмысленный монолог. Про Джейн он тоже не спросил, хотя прекрасно понимал, что Мирон обязательно позвонит в больницу, чтобы справиться о ее самочувствии. Поздно выяснять, что это такое: бесчувствие или особенность психики. Мирон очень надеялся, что второе. Наверняка, у Харона не было подтвержденного диагноза, но синдром Аспергера казался Мирону вполне очевидным. Он никогда не углублялся в природу странностей своего друга, потому что странности эти его не особо напрягали. До сегодняшней ночи. Сегодняшняя ночь вскрыла нечто большее, чем безобидную странность. Сегодняшней ночью Харон терпеливо дожидался смерти человека, не предпринимая попытки хоть чем-то ему помочь. И ему, Мирону, он позвонил лишь тогда, когда потерял терпение. Позвонил не по зову сердца и не по велению совести. Вот это было страшно. Вот это наводило на недобрые мысли. Мирон не выдержал и спросил:
– Тебе ее совсем не жаль?
– Кого? – голос Харона звучал по-механически глухо.
– Девчонку. Она могла умереть, пока ты медитировал над ее телом.
– Она не умерла.
– Но могла! – Мирон и сам не заметил, как сорвался на крик. Наверное, с криком из него выходило напряжение минувших часов.
– Не могла. Она не умрет.
– Откуда тебе знать? – Кричать он перестал, перешел на шепот.
– Я чувствую такие вещи.
– Какие вещи?
– Дыхание смерти.
И ведь Харон не шутил. Шутить он не умел по определению. Впрочем, как не умел он врать и хитрить.
– И что там было не так с этим дыханием?
Кофе вскипел, и Мирон едва успел снять турку с огня.
– Я его сначала чувствовал, а потом перестал чувствовать, – ответил Харон.
Бесполезно было спрашивать, каким образом он чувствует дыхание смерти, и что это вообще за дыхание такое, но Мирона вдруг отпустило, появилась надежда, что его друг не совсем безнадежен и не совсем бесчеловечен.
– Она будет жить, – продолжил вдруг Харон, хотя Мирон уже не ожидал продолжения. – Она будет жить, потому что она особенная. Я жалею, что не взял образец ее крови. – Харон немного помолчал, а потом продолжил: – Ты мне в этом поможешь?
– В чем?
– Мне нужна ее кровь. С кровью что-то не то.
– Нет, – сказал Мирон твердо. – Я тебе в этом не помогу. Я тебе уже и так достаточно помог.
А с ее кровью в самом деле что-то не то, в ней алкоголь и, вероятно, наркотики. Вот такая шальная кровь у нее!
– Ладно. – Голос Харона по-прежнему звучал ровно. – Но было бы любопытно.
– Она ездила на байке, – сказал Мирон неожиданно для самого себя. – Я нашел его на дне оврага. Он выгорел до самого остова. VIN-код уничтожен, номерного знака нет.
Харон ничего не ответил, и Мирон продолжил:
– У нее были при себе какие-нибудь документы? Паспорт? Водительские права?
– Нет, – сказал Харон, не задумываясь.
– А телефон? Телефон есть у каждого. Даже у тебя.
– Мне телефон нужен для работы. А при ней телефона не было.
Можно было бы предположить, что телефон выпал, пока Джейн кубарем катилась по склону оврага, но Мирон почему-то был почти уверен, что телефон забрал тот самый урод, который столкнул ее с дороги. Очень расчетливый получался урод. Расчетливый и методичный. Почти как Харон… Мысль эта была настолько дикой, что Мирон тут же прогнал ее прочь. Харон может быть и бесчувственный, но он не убийца. Да и такой ли уж он бесчувственный? Ведь однажды много лет назад он проявил участие к одному беспомощному и затравленному пацану. Тогда проявил и сейчас проявляет. Как умеет, так и проявляет…
– Ладно, – сказал Мирон устало, – я спать. Утро вечера мудренее.
– Утром ничего не изменится, – пробубнил Харон и отключил связь.
– Вот и поговорили… – Мирон отложил мобильник и перелил кофе в чашку.
Работа реаниматологом и постоянные ночные дежурства приучили его к кофе, но не сделали зависимым. Вот сейчас он выпьет эту чашку до дна и спокойно пойдет спать. И даже уснет почти мгновенно. Это тоже издержки профессии, когда ты можешь моментально засыпать в любых условиях и при любых обстоятельствах и так же моментально просыпаться.