Теперь она почувствовала ее. Захотела, чтобы «он достал». Большой, сильный, неизвестный, пришедший издалека на ее зов. Она захотела выгнуть спину перед ним.
Как они вышли из машины? Как поднялись к нему? Куда это было — к нему?
Михаил обхватил ее прямо в передней, едва закрылась дверь. Одной рукой он потянул вверх ее юбку, другой уже расстегивал брюки над рвущейся наружу собственной плотью. Он чувствовал себя огромным. Она, не протестуя, закинула ему руки за шею. Ее дыхание билось ему в ухо со всхлипом, язык торопливо искал его язык.
Она перевернулась и встала на колени сама. Кажется, они были на широкой кровати. Или на полу, на ковре?
— Так!
Слегка покачиваясь взад-вперед, она постанывала, наслаждаясь его быстрым строчащим движением. Облизывала пересохшие губы. Перед зажмуренными глазами… лента порно? торопливый мальчишка из юности на пляже в камышах? лопающиеся шары?
«Он достал! И еще! О, сколько раз он достал, эта непрерывная дробь ударов в горячую больную точку наслаждения!»
Елена Евгеньевна тихо зарычала, впившись зубами в свое запястье.
Михаил ощутил, как исторгает из себя бесконечную ленту щекочущего пламени. Никогда еще не была эта лента такой длинной. Но вот она кончилась. Вот, последний ее всполох, последняя судорога счастья.
Озноб прошел по коже, стоявшие дыбом волоски улеглись… и озноб — в последний раз.
Он отпустил ее. Ласково провел ладонями по грудям, которые только что стискивал почти до боли.
Вышел из нее, дрожащей, задыхающейся.
Появились мысли. «Вот это да. Вот это женщина. Никогда еще не. Вот так я. Все-таки. Ну и ну». что-то еще
И тут Михаил вспомнил, что эта женщина через несколько дней должна умереть.
А она, когда он отпустил ее, уже почти ничего не чувствовала. Был туман, по краям огненный, в середине лиловый.
Через минуту она начала соображать, и ей представилось, в какой позе она лежит.
— Господи, — простонала Елена Евгеньевна-первая, переворачиваясь на бок. — Ты меня изнасиловал.
— Представляю, на что похожа юбка, — пришла ей на помощь Елена Евгеньевна-вторая.
— На тебе была юбка? Я не заметил. Хотя вот тут какие-то клочки, обрывки…
— Что-что? — Это помогло ей прийти в себя. Елена Евгеньевна встала с кровати, оправила юбку. Ее трусики нашлись неподалеку, она подняла их, нерешительно подержала.
— Ванна у тебя хотя бы есть, зверь?
— Там. Гордость дома.
— Специально для девочек?
— Прежде всего для мальчика. — Михаил ткнул себя пальцам в голую грудь под распахнутой рубашкой, — а потом уж кто подвернется.
— Вот даже как? Звучит довольно скользко.
— Для девочек, для девочек, иди спокойно. По-моему, я недвусмысленно выразил тебе свою сексуальную ориентацию. На кота не наступи, он любит смотреть, когда девочки моются.
— Боже, здесь еще и кот…
Пока Елена Евгеньевна занималась в ванной, Михаил быстро встал, подошел к окну.
Только опасно перевесившись через подоконник, он смог разглядеть за углом дома одинокую машину, остановившуюся почти вне поля зрения его окон. Им следовало сдать назад метров на двадцать, тогда бы он их не увидел. Темные «Жигули», цвет в неверном свете фонарей не различить, очертания совпадали.
Он привел в нормальный разобранный вид постель, засветил свечи, налил вина.
В ванной под душем Елена Евгеньевна-вторая давала выволочку первой.
«Совсем ты распустилась, голуба моя. Я уже не говорю, куда завтра ехать и что делать, так хоть подумай, во сколько тебе утром вставать. Спасибо, я у тебя есть, а то что бы ты ему сейчас лепетала? Об ожидающем муже? О неуложенных детях? Э-эх, распустеха!»
Тут Елена-первая осмелилась возразить Елене-второй: «А я бы просто у него осталась, и все. И плевать мне было бы на мужа и детей, а тем более — куда тебе там ехать. Ты, если хочешь знать, сама блядь порядочная, и тебе того же хочется. Вот так».
Пальцы Елены Евгеньевны, собиравшиеся застегивать меж грудей прозрачный бюстгальтер, обмякли, и чашечки беспомощно разъехались.
— Миша, — виновато спросила она, выйдя в комнату, — а сколько сейчас времени?
Ей ответили руки, обнявшие ее из-за спины.
— Мне нужно домой.
— Два ночи, куда ты. Неужели муж такой доверчивый, что примет какие-то объяснения в этот час?
— Мужа нет, муж в командировке.
— Так что ж тогда?
— Я как будто всю жизнь тебя знала.
— Ты меня совсем не знаешь. Тебе нужно ехать из-за тех архаровцев внизу, да? Так мы их сейчас… На всякий газ есть противогаз.
— Пожалуйста, прошу тебя, забудь о том, что их видел. И меня тебе лучше всего забыть.
— Вот этого не обещаю, а насчет них — пожалуйста.
— Мы, наверное, никогда больше не увидимся.
— Может быть. Ты не представляешь себе, как ты можешь оказаться права.
— Я уезжаю завтра. Сегодня утром.
— Это к лучшему.
— Ты не сможешь мне позвонить.
— Верю.
— Но я вернусь и найду тебя, хорошо? Я вернусь через день. У нас еще будут две недели. Михаил вздрогнул.
— А потом?
— Возвращается муж из командировки. Миша?
— Да.
— У меня еще ни с кем не было никогда, как с тобой, а у тебя?
— Тоже. и это правда
Глава 13
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Недалеко от места, где ты живешь, в направлении на северо-запад, есть озеро. Это большое озеро. В самой широкой части оно имеет форму скругленного боба. Глубоко заходит внутрь его средняя стрелка. На оконечности стрелки, с трех сторон окруженной водой, живет человек. Три года вынужден он скрываться от врагов и от закона. Этот человек невиновен и никогда не совершал того, в чем его обвиняет закон и во что поверили его враги, которые прежде были его друзьями. Но сложилось так, что теперь доказать ничего невозможно. Он оставил жену и детей, которых нежно любит, чтобы уберечь от опасности, грозящей ему и всем, кто с ним. Он сознает свою безвыходность и не ропщет. Он хороший человек.
И тем не менее: ПОЙДИ И ВОЗЬМИ ЕГО!
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
— О-ох!.. — Михаил вскинулся, как от команды «подъем!», как от боли.
Он сжал виски и уши ладонями и сидел так, пока боль не утихла. Пока не убрались из мозга раскаленные спицы.
— Вот же суки! — простонал он.
Произошло худшее, что только может произойти после подобной ночи — пришла эмоциональная «рассказка».
«Рассказка» вообще — это когда текст идет, обращенный напрямую к нему. Текст может объяснять и направлять, состоять из иносказаний или образных описаний. Говоря строго, эти тексты почти всегда представляют собой размытое повествование, касающееся той или иной стороны жизни интересующего Силу объекта. Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. В таком роде.
Касаясь действий самого Михаила, «рассказки» обычно давали ему времени даже больше, чем «визии», потому что бывали, как правило, расплывчатыми, неопределенными. Вполне можно, после первых ожидать «рассказок» вторых, уточняющих, словно ОНА и сама понимала, что иносказание — далеко не самый прямой путь к цели.
Однако иногда, очень редко, бывало как сейчас.
Точные, во всяком случае достаточные, чтобы понять с первого раза, данные сродни «информашке». Но в отличие от сухой «информацией» имеющие яркую эмоциональную окраску.
Часть этой окраски, этих эмоций Силы, доставалась и ему, и всегда это было чрезвычайно мучительно.
Михаил отнял ладони от висков, пожал плечами. Несправедливо, а что поделаешь?
Он поискал Мурзика, а увидел сережку, закатившуюся в простыни. Без всякого чувства сожаления запулил блеснувший метеором бриллиантик в угол.