Мой мозг — это твой мозг, мои руки — это твои руки, мое сердце — это твое сердце…
Двадцатью минутами позже и несколькими этажами выше другая усталая дежурная вошла в управляемую зону. Особая карточка выделяла роботам-уборщикам семьдесят секунд на вход в помещение. Поскольку все этажи, кроме тех, где находились дежурные, были опечатаны, этот интервал никогда не настораживал спецслужбу.
— Ну вот мы и дома, Квин! Спасибо за прекрасный вечер. Жаль только, что вы так устали и работаете завтра. Мы бы могли продолжить.
Я посмотрел на них, а потом на часы:
— Не так уж сильно я устал.
Санда находилась в теле дежурного. Мягко гудели полотеры. Точно зная, куда смотреть, Санда встала и увидела прежнее, свое, тело, все еще спавшее в кресле за дверью. Начиналась самая опасная и самостоятельная часть операции. Ведь был риск, что спящий проснется… Она отыскала в кармане пропуск роботов-уборщиков, подошла к двери и вставила его в щелку. Дверь скользнула в сторону, и Санда-дежурный ступила в коридор. Сделав несколько осторожных шагов, она подошла к спящему, подняла с пола рядом с креслом пузырек с нураформом и поднесла к носу дежурного.
Санда бросила флакон и кинулась назад, в помещение. Через секунду дверь снова закрылась. Она взглянула на стенные часы, подошла к консоли и принялась выполнять операции, смысла которых не понимала.
Дилан нервничала: дежурная, молодая женщина, не собиралась спать в зоне безопасности, а принялась проверять работу оборудования. А время шло. Наконец дежурная выбрала местечко за консолями и растянулась, положив куртку под голову. Она уснула, но не так быстро и легко, как ее коллега внизу.
Санда управилась за девять минут и была довольна результатом. Она погрузилась в глубокий транс — комбинация самогипноза и постгипнотического внушения — и, расположившись так, чтобы видеть спящую фигуру за прозрачной стеной, села в кресло, выжидая, когда действие нураформа кончится, и спящий погрузится в нормальный глубокий сон.
На это ушло тридцать семь минут.
И она снова начала обмен телами.
Прошел почти час, прежде чем обмен закончила Дилан. Уже в другом теле она убедилась, что все сделала правильно. Дилан, однако, решила обойтись без наркотика. Та женщина спала чутко и беспокойно, и ее легко мог разбудить шум открывающейся двери. Дилан быстро проделала необходимые манипуляции со схемами. Чтобы согласовать изменения, внесенные Сандой, со своими, ей потребовалось менее пяти минут.
Несколько раз, проверяя свое тело, находившееся снаружи, она замечала, что оно шевелилось. Но все обошлось. Дилан легла на пол, расслабилась и заставила свое сознание связаться с другим, которое находилось за прозрачным пластиком. Тело так ломило от усталости, что она боялась уснуть…
Санда проснулась уже в коридоре. У нее раскалывалась голова и двоилось в глазах: ведь именно это ее тело подверглось действию нураформа. Она увидела, как дежурная зашевелилась, очнулась и теперь оглядывалась с немалым удивлением. Она встала и стал искать глазами роботов-уборщиков в конце зала. Выкрикнула приказ, и машины поехали к нему. Надеясь на их шум, как на единственное спасение, Санда выскользнула из кресла, оттолкнула его от себя, стоя на коленях и, не спуская глаз с дежурной, стала медленно уползать. Момент был опасный, один или два раза она, казалось, посмотрела в ее сторону, и Санда застывала на месте, но дежурная ее так и не заметила.
Только закрывшись в комнате для совещаний, Санда расслабилась и по-настоящему почувствовала, как ужасно болит голова. К тому же она вспомнила, что забыла пузырек с наркотиком. Нервы были на пределе, но все же ей хватило здравого смысла понять, что исправить это уже невозможно.
Дежурная собрала своих роботов, зевнула, еще раз потянулась и призадумалась о своем странном состоянии. Покачав головой, она снова повела роботов-уборщиков к двери. Машина-мусорщик развернулась и двинулась вдоль коридора. Крошечный пузырек исчез в ее недрах.
Потребовалось более двух часов, чтобы Дилан провела обмен. Два беспокойных часа, когда казалось, что спящая проснется, или, еще хуже, что всерьез уснет сама Дилан. Но, к счастью, все обошлось. Дилан вернулась в кабинет и перевела дух.
Я наконец расцеловался со своими «свидетельницами» и приготовился ждать. Больше всего я боялся, что кто-то из них — а вдруг обе? — не сумеет проделать первоначальный или обратный обмен, не разбудив спящего. Я-то никогда не сомневался, что дежурные захотят вздремнуть; так они поступали всегда. И все же тревога не отпускала меня.