Обсидиан, взяв в руку восковую свечу, стал лить пламя из неё на пол, вырисовывая магические знаки, как это было показано в книге. Четыре небольших круга, внутри которых были символы на эскрипта: по одном на каждый элемент. Они сияли, обжигая своим жаром, но он не обращал на это внимания, продолжая усердно выводить символы.
– И два больших – на каждое из первоначал. – Прошептал Обсидиан, обводя первоэлементы двумя большими сферами. Его взгляд зажигался нетерпением с каждым кругом всё сильнее.
Хемлок с ужасом наблюдала за тем, что делал король Цереры, но ничего не говорила. Она надеялась на то, что златоглазый совершит какую-нибудь ошибку и ритуала не случиться.
Темноволосый взял в руки клинок элиоса, символы на котором сияли белым светом. Обсидиан чуть замедлил, но всё-таки подошёл к лежащей на столе Амалии, очень тихо прошептав:
– Прости, мy elani cereris… – После этого он провёл лезвием клинка по её бледной руке. Благодаря тому, что маг поддерживал в ней еле заметную жизнь, кровь потекла, наполняя ритуальную чашу. Эфир, находившийся в крови девушки, сиял в ней, словно растекающаяся акварель. Серебряные нити плыли среди багряной жидкости, сияя и блистая, напоминая звёздную пыль.
– Кровь дочери Эфира – первоначала, наполняемого тьму светом. – Проговорил громко Обсидиан. – В теле, что погибло по своей воле.
После этого он привёл по своей руке клинком, даже не шелохнувшись. Тёмная, словно гудрон, жидкость потекла в сосуд. Ночь, наполненяемая тело Обсидиана, была очень похожа на растекшуюся по чаше чёрную дыру или самый тёмный элемент во вселенной, поглощаемый свет. Он не искрился и не сиял, но притягивал взгляд своими гипнотическими движениями. Ночь, соединяясь с эфиром, наполнила комнату невероятным светом, словно в этот момент здесь находилась одна из ярчайших звезд.
– Кровь сына Ночи – первоначала, показывающего тёмную сторону каждого. – Вновь сказал король, ослепленный сиянием. – В теле, что против своей воли продолжало жить.
Когда же сияние исчезло и комнату вновь окутала багровая тьма, Обсидиан взял в руку митридарт и севиолист, бросив их в сосуд с кровью.
– Цветы Жизни и Смерти, несущие в себе память и призраков прошлого. – После того, как лепестки цветов соприкоснулись с жидкостью, та вновь засияла множеством оттенков, напоминая расплавленное северное сияние. Обсидиан засмотрелся на это на какое-то мгновение, но потом поднял чашу вверх так, чтобы лунный свет касался его наполнения. И потом громко заговорил:
Enterimo mamorur. Cum cerdaci filliyris…
Enterimo mamorur. Teita yr cerilllis…
Enterimo mamorur. Enjoi experi citis…
Siri for me amore, ti is my Amalieris!
My elani cereris…
С каждым словом атмосфера в комнате менялась: свечи начали мерцать, а затем постепенно гаснуть, символы первых сияли в полу настолько ярко и горячо, что температура комнаты поднялась на несколько градусов. Хемлок сжималась, прекрасно понимая, что это, возможно, окажутся её последние минуты жизни. По стенам начали плясать тени: призраки бывших королей и королев, всех носителей Эфира и Ночи, душ, что сгинули и не смогли найти своего покоя. Их гневный шёпот был слышен у самого уха и становился всё громче и громче, переходя на крик.
Обсидиан коснулся губами чаши, начав небольшими глотками пить жидкость. Он боролся с сильным чувством тошноты: от запаха и вкуса крови его желудок сворачивался, но он заставлял себя делать глотки. Шёпот неупокоенных шелестел у его уха, бросаясь проклятиями и мольбами. А вместе с тем, он чувствовал, как тело наполняется невероятной силой. Среди тёмных волос появились белые пряди.
Последний глоток дался королю особенно тяжело: вот-вот он был готов распрощаться с содержимым желудка, но маг запрещал себе даже думать об этом. Его начало трясти и кожа в какой-то момент стала напоминать растёкшуюся по вулкану лаву. Все тёмные полосы, шедшие по его телу, исчезли, как и мутированные в демона части тела. Он вновь смог обрести свой прежний облик, только теперь его глаза сияли фиолетовым светом, как и прорези в теле.
На трясущихся ногах он подошёл к столу, где лежала Амалия и провозгласил:
– Я Обсидиан, сын Ночи и Огня, носитель в своей крови оба первоначала, отдаю свои силы дочери Эфира и Тьмы. Теперь она является их полноправной хозяйкой! Да будет так! – После этого он наклонился к холодным, словно лёд, губам девушки, оставив на них нежный поцелуй. От неё веяло терпким ирисом, весной и лёгкой свежестью утра.