Утверждая, что «Константинопольский собор, созванный летом 867 г. для утверждения фотиевского послания, проклял папу Николая и всех, находящихся с ним в общении, “за те отступления в учении веры и обрядах, какие допустила себе Римская церковь”», — о. А. Кураев еще дальше отходит от истины. Во–первых, следовало бы упомянуть о том, что актов собора 867 г. не сохранилось, как об этом свидетельствуют церковные историки.[202] «Нет никаких сведений о нем и у писателей древних, расположенных к Фотию; об этом соборе говорят лишь враги этого патриарха. Столько лжи наговорили эти последние писатели о соборе 867 г., сколько, кажется, не наговорено ни об одном из древних соборов разными их врагами».[203] Только доверяясь враждебным свт. Фотию источникам, мы можем сделать вывод, что папа Римский Николай был осужден и анафематствован (у историков не найти слова «проклят») Собором 867 г. Во–вторых, об отлучении («проклятии») всех, находившихся в общении с папой Николаем, не говорят даже эти источники, не утверждает такого и историк А. П. Лебедев, цитату которого приводит о. Андрей. Наконец, справедливый приговор собора (о котором можно судить пусть даже по косвенным и ненадежным источникам) не успел вступить в силу — «не узнав о своем осуждении, умирает папа Николай I»[204].
В словах диакона А. Кураева о том, «что св. Игнатий, восстанавливая на этом соборе (869 г. — А. Н.) единство Константинополя с Римом, не ставил условием этого воссоединения отказ Рима от тех его новизн, в которых Рим был укорен Фотием», присутствует недосказанность. Дело в том, что не только «“Большой Софийский” Собор объявил собор 869 г. якоже не бывшим», но и сами св. Игнатий и св. Фотий, по свидетельству того же патриарха Фотия «пали друг другу в ноги и просили взаимно прощения, если в чем согрешили мы друг против друга»[205]. Понятно, что, каясь во всех своих действиях против свт. Фотия, свт. Игнатий не мог не иметь в виду, прежде всего, собор 869 г., явившийся апогеем антифотиевской кампании. Кстати, свт. Игнатий своими последующими действиями (после 869 г.) вполне отошел от проримской ориентации, проявленной им на печальной памяти соборе, и даже «сподобился» угроз со стороны папского престола. Взаимным покаянием оба святителя сами же признали неправомочными и неправильными все свои «прещения», наложенные друг на друга. Это лишает пафоса еще одну тираду о. А. Кураева, направленную на обоснование положения о невозможности проведения границ Церкви по святым канонам: «Не прошло и 40 дней после восшествия Фотия, как Игнатий собрал соборик в церкви св. Ирины и возгласил анафему на нового патриарха и его приверженцев. В ответ собор в храме св. Апостолов, созванный св. Фотием, анафематствовал Игнатия. Св. Игнатий и после своего низложения продолжал священнодействовать. Св. Фотий вынужден был переосвятить храм, освященный св. Игнатием во время его ссылки, но когда св. Игнатий сменил св. Фотия на патриаршем престоле, — то Игнатий заново освящал храмы, прежде освященные Фотием, и не признавал его рукоположений».[206] То, что происходило между фотианами и игнатианами в IX столетии, несмотря на всю взаимную нетерпимость и категоричность, следует охарактеризовать не как раскол, а как разделение. Но об этом — ниже.
Несправедливо и такое замечание о. Андрея о характере и, с позволения сказать, «качестве» постановлений Большого Софийского Собора 879 – 880 гг. (того самого, который окончательно оправдал свт. Фотия): «Интересно, кстати, что на этот раз св. Фотий уже не ставил в качестве условия примирения отказ римлян от тех своих традиций и новизн, которые прежде казались грекам соблазнительными. Ни прежде осужденные опресноки, ни пост в субботу уже не поминались. Не было даже прямо осуждено учение о филиокве, хотя собор ясно осудил любые попытки изменения вселенского Символа веры какой–либо поместной церковью ("Учение о филиокве никоим образом не было осуждено — было отвергнуто лишь введение этой формулы в Символ Веры" — Dvornik F. Le schisme de Photius. Histoire et legende. Paris, 1950. P. 277), что есть перенос проблемы из области догматической в сферу каноническую. Со стороны Фотия это была уступка (интересно, что решение этого вопроса было камерным: из 383 епископов–участников Собора в этом его заседании участвовал лишь 21 человек; см.: Огицкий Д. П. Профессор Ф. Дворник о Патриархе Фотии // Богословские труды. Вып. 26. М., 1985, с. 260)».[207] Что касается состава шестого и седьмого заседаний Собора, на которых было принято постановление о недопустимости изменений в Символе веры, то кое в чем его можно признать даже более авторитетным, чем состав первого — третьего заседаний, ибо на шестом и седьмом заседаниях присутствовал Василий Мартиропольский, представитель Антиохийского и Иерусалимского Патриарших Престолов, отсутствовавший до четвертого заседания.[208] Авторитетный православный церковный историк Лебедев полагает, что на последнем, седьмом, заседании рассматриваемого Собора — заседании, подтвердившем запрет на внесение изменений во Вселенский Символ — присутствовало куда большее число епископов, чем указывает католический историк Дворник (к исследованию Огицкого о котором в данном случае прибегает о. Андрей)[209]: «На собрании присутствовали папские легаты, апокрисиарии восточных патриархов, 18 митрополитов, и хотя акты не показывают определенного числа епископов, бывших на этом заседании, но есть основание полагать, что их было значительное число».[210] О. А. Кураев подчеркивает, что Софийский Собор осудил не прямо «филиокве», но «любые попытки изменения вселенского Символа веры какой–либо поместной церковью», из чего делает далеко идущий вывод о том, что такое решение — «перенос проблемы из области догматической в сферу каноническую». Но ведь «филиокве» — это и есть внесение изменения в Символ веры. А запрет на таковое изменение никогда не может покинуть область догматическую, поскольку все, что касается Символа — уже вопрос догматический, ибо во всем Священном Предании просто невозможно найти документа более догматического, чем Символ веры. И почему, спрашивается, требовать от Большого Софийского Собора осуждения латинских отступлений и «новизн», если оно и так уже было сделано Собором 867 г.[211] (как это следует из очевидного одобрения собором 867 г. энциклики свт. Фотия), а авторитет этого Собора сомнению на Соборе Софийском не подвергался?
202
См.: Огицкий Д. П. Православие и западное христианство. МДА, 1995, с. 48; Поснов М. Э. История Христианской Церкви. Брюссель, 1994, с. 539–540.
204
Козлов М., свящ. Курс лекций по сравнительному богословию / http://www.teolog.ru/lib/t2.php?pid=64.
209
Конечно, из западных ученых — Дворник наиболее расположен к свт. Фотию, и исследование его действительно замечательно. Тем не менее, в данном вопросе он явно пользуется обычными латинскими источниками, стремящимися принизить значение любых фактов осуждения «филиокве» в период до т. н. «разделения Церквей».