Оба глубокочтимых автора заблуждаются. Никаких обмана и двусмысленности при применении церковной икономии нет.
Во–первых, необходимо отличать миссионерский подход от догматического богословия. Святые отцы, со всей строгостью учившие о безблагодатности и антихристианской сущности еретических сообществ, при миссионерстве требуют максимальной мягкости в общении с еретиками. Еретикам надо указывать на то, что в их вере есть доброго, что составляет остаток православного (Писание, некоторые молитвы, благотворительность и т. п.), подчеркивая, что этого недостаточно для благодатной жизни во Христе и спасения. Более всего следует сосредоточиться не на критике, но на положительной проповеди Православия.[270] Общеизвестен, и неоднократно разными авторами приводился, пример из жития преподобного Силуана Афонского. Святитель Игнатий (Брянчанинов), занимавший по отношению к еретикам бескомпромиссную позицию, признававший еретические сообщества «чуждыми благодати» и, вообще, «чуждыми Богу», считал, что при миссионерском обращении с еретиками ревность и обличительный тон являются безрассудством: «Гордая ересь не терпит обличений, не терпит побеждения. От обличений она ожесточается; от побеждений приходит в неистовство. Это доказали бесчисленные опыты. Побеждается ересь кротким увещанием; еще удобнее — молчаливым приветствием, смирением, любовию, терпением и долготерпением… Желающий успешно сражаться против ереси должен быть вполне чужд тщеславия и вражды к ближнему, чтоб не выразить их какою насмешкою, каким колким или жестким словом, каким–либо словом блестящим, могущим отозваться в гордой душе еретика и возмутить в ней страсть ее. Помазуй струп и язву ближнего, как бы цельным елеем, единственно словами любви и смирения, да призрит милосердый Господь на любовь твою и на смирение твое, да возвестятся они сердцу ближнего твоего и да даруется тебе великий Божий дар — спасение ближнего твоего. Гордость, дерзость, упорство, восторженность еретика имеют только вид энергии, в сущности они — немощь, нуждающаяся в благоразумном соболезновании. Эта немощь только умножается и свирепеет, когда против нее действуют безрассудною ревностию, выражающеюся жестким обличением».[271] Такого же мягкого тона при обращении к еретикам с призывом возвратиться в Церковь Христову придерживается и ревностный обличитель ереси, называвший латинскую церковь «не Христовой», святой праведный Иоанн Кронштадтский (см. сноску 132). Святитель Иннокентий Херсонский указывает, что лучше не говорить католикам, по причине их гордости, даже того, что вне Православной Церкви нет спасения: «Поелику католики утверждают, что вне их церкви нет спасения, то здесь требуется верить, что в вере греческой есть спасение. Требование это весьма скромно, и показывает примерную веротерпимость. Следовало бы сказать, вопреки гордым католикам, что вне греческой церкви нет спасения; между тем, по скромности христианской, говорится только, что и в греческой церкви есть спасение».[272] Миссионерская снисходительность, проявляемая не только в процессе обращения, но и в самом акте присоединения еретиков к Церкви, никак не может считаться обманом. Ведь: а) при присоединении к Церкви мы восполняем благодатью состоявшееся в ереси внешнее действие крещения, признавая правильность самого обряда — и свидетельствуя еретикам именно об этой правильности, психологически облегчаем им переход в Православие; б) о действии (правильнее было бы — недействии) благодати в крещении, совершенном еретиками, хотя, как правило, ничего обращающимся не говорим, но и не обманываем, не завлекаем, ложно убеждая их в благодатности еретического крещения. Такое умолчание не есть недостойное Церкви лукавство. Пример этому — святитель Василий Великий. Сам же протоиерей Георгий Флоровский пишет, что святой Василий вынужден был умалчивать до времени перед паствой прямое учение о Св. Духе как об истинном Боге — из икономии, дабы сначала заняв кафедру, затем уже осторожно привести неправомыслящих к Истине. «Казалось иногда, — говорит о. Г. Флоровский, — что он делал слишком большие уступки… И до времени Василию приходилось молчать и умалчивать. Так воздерживался он открыто исповедывать Духа Святого Богом».[273] Что же, и святителя Василия Великого обвиним в «опасной и опрометчивой уступчивости», «потворстве человеческой слабости, самолюбию и маловерию», привлечении к Православию еретичествующих «через двусмысленность и умолчание»? Являлось ли его умолчание «не отвечающим достоинству» Церкви? По мнению святителя Григория Богослова, не являлось: «Между тем, Василий медлил до времени употребить собственное речение, прося у самого Духа и у искренних поборников Духа не огорчаться его осмотрительностью; потому что, когда время поколебало благочестие, стоя за одно речение, можно неумеренностью все погубить».[274] Действительно, не говоря прямо о Божестве Св. Духа, святитель Василий в то же время ни единым словом этого Божества не отрицал. Он просто до времени умалчивал. Но и тогда раздавались голоса, так похожие на голоса современных критиков икономии: «Нет! Все это слишком политично, чтобы быть благочестивым! Довольно нам этой икономии»![275]
270
Такой подход, по частному мнению автора данной работы, был наиболее актуален именно для XIX — начала XX вв., когда люди четко отличали свою религию от иных. Сегодня же, когда в умах господствует экуменическая индифферентность и полное размытие церковных границ («Бог один, путей к нему много»), следует делать несколько больший акцент на отличиях Православия от ереси (при безусловной правильности общего направления миссионерства, заданного святыми отцами предшествующей эпохи).
272
Кураев. А., диак. Цит соч. Неведомо почему, о. А. Кураев видит в словах святителя Иннокентия «воздержание нашей Церкви от объявления католического мира безблагодатной пустыней». Такое понимание было прекрасно опровергнуто архимандритом Рафаилом (Карелиным) в критике предшествующей работы о. Андрея: «"Следовало бы сказать" (значит, надо было бы сказать, таково наше убеждение, так мы считаем), что вне греческой Церкви нет спасения (здесь Вселенская замещена более узким по смыслу и значению наименованием "греческая"). Между тем по скромности христианской (по нашему мнению, — по этикету и духу времени, по понятию общества, пропитанного либерализмом) говорится только, "что и в греческой Церкви есть спасение". Интересно, кем это говорится? Святыми отцами? Нет, свв. отцы утверждают, что только в Церкви спасение; так говорится либералами, для которых легче сказать половину правды, т.е. позитивную часть правды, а негативную скрыть, чем показать себя в глазах католиков некультурными и невежливыми людьми. Однако мысль ясна: "Мы верим, что спасение только в Церкви, но, будучи узниками этикета, выбираем мягкую, как воск, форму слов". Однако мы считаем, что Иннокентий Херсонский проявлял не дипломатию, а такт, стараясь не сразу оттолкнуть католиков и в то же время давая понять, что он не религиозный индифферент в вопросах конфессий» (Рафаил (Карелин), архим. Вызов новомодернизма).
274
Григорий Богослов, свт. Надгробное слово Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской // Собрание творений. Т. I, 1994, с. 647.