Любой пророк — через которого Бог говорил, как через рупор, который говорил от лица Бога в первом лице, — любой пророк все‑таки призывал: «Придите к Господу!» и «придите к Нему и покайтесь»! Но только Иисус говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные», — так не говорил никто! И эти слова нельзя считать искажением, интерполяцией. Тщательное исследование этих слов показало, что они очень древние, они относятся к наиболее ранним пластам евангельской традиции.
Таким образом, мы начинаем понимать, что именно потому, что Он был такой, все и получилось. И именно потому, что там совершилось необычайное явление, произошло нечто небывалое, а именно Воскресение Христа, поэтому могло родиться христианство.
В заключение я приведу слова одного современного и ныне здравствующего богослова. Он сказал: «Как надо плохо понимать тайну воскресения, чтобы трактовать ее по Гете». У Гете в «Фаусте», в начале, женщины поют, и Фауст бросает чашу с ядом — хотел отравиться, но потом услышал пасхальные колокола и пасхальный хор женщин. Они пели что‑то в том духе, что вот «мы воскресли, наши души воскресли, и мы поверили и пошли за Ним». Получается, что Воскресение произошло, потому что они что‑то пережили… На самом деле все наоборот: именно потому, что произошло Воскресение, они‑то и воскресли. Сначала было событие, а потом уже все остальное.
Более того, событие это продолжается; я уже подчеркнул, что событием этим было ЯВЛЕНИЕ Христа. Он является каждому из нас в определенный момент нашей жизни. И мы должны быть всегда готовы.
Есть другая тема, которой мы сегодня касаться не будем, эта тема о том, что Он близок, «при дверях», это тема Его прихода — Он всегда к нам приходит внезапно! Он пришел к людям внезапно, Он внезапно призвал учеников, Он сказал: «Я стою у двери и стучу»; Он пришел внезапно, как Господин, и потребовал отчета[18]. Вот ночью закричали: «Жених идет! Будьте готовы!»[19]
И заметьте, Он вовсе не говорит, что «будьте готовы в страхе», — это неверно; Он говорит: распрямитесь и смотрите — ваше спасение приблизилось. Значит, Его приход для нас — величайшее благо. И в каждом повороте жизни, даже когда мы спотыкаемся, падаем, унываем, грешим, пытаемся подняться и снова падаем — всегда Он приходит и протягивает руку. Как было с Петром, на озере…[20]
Я подозреваю, что Петр не только испугался этих волн, но, наверное, в душе у него шевельнулось: вот это я! — понял, что он идет по воде! Не может человек в это мгновение не подумать, что вот он идет своей силой! И он не просто испугался, но еще и возгордился — он вообще был порывистый человек, и, очевидно, что‑то в нем взыграло, и в этот момент он стал тонуть. Но Господь поддержал его, как поддерживает каждого из нас.
Обратите внимание: каждый из нас переживает искушение — и Господь их пережил. Каждый из нас должен жить в труде — и Господь жил. Каждый из нас должен иметь молитву — и Господь молился. Помните, как Он вставал рано и шел на гору… То есть, в общем, все подобно — от начала до Воскресения.
Но Он ведь идеальный человек. Кстати, одна деталь тут очень важная: что идеальных людей не бывает. И когда писатели пытаются изобразить идеальных личностей, у них ни–чего не получается. В этом трагедия Гоголя: когда Собакевича изображать — у него все получалось, а когда надо было во второй части и в третьей поднять, изобразить идеал — тут гений его просто сложил крылья! И в такой степени, что эта попытка, в общем, его погубила. Ведь он хотел от этой черноты вознести все наверх! У него же какая была идея? Ад — это первая часть, во второй — как бы чистилище, в третьей — это уже рай!
Недаром, по–моему, Аксаков, или еще кто-то, говорил, что он, Гоголь, хочет меряться с Богом. Не потянул он, и на этом просто сломался… Я уж не говорю о пошлых попытках создания идеального человека в периоды советского застоя. Они чем отличались, эти персонажи? Полной своей безжизненностью. Это был лишь набор положительных качеств, но на самом деле это были ходячие призраки.
Можно ли сказать, что в литературном отношении образ Христа в Евангелии является призрачным?! Не только нельзя, но совершенно очевидно, что в истории литературы мало есть образов столь сильных, которые бы так мощно жили на протяжении десятков поколений (я сейчас говорю только с литературной точки зрения). Это замечательно почувствовал Чехов: вы помните его рассказ «Студент». Когда он рассказывал этим женщинам об отречении Петра, он вдруг увидел, что они плачут, что их все это очень волнует.