Кино, музыка и многие другие ходовые формы современной цивилизации могут быть языком веры.
Взять хотя бы оперу «Иисус Христос — Super Star» — это интересный феномен. Оказывается, можно говорить о Евангелии (правда, текст там просто гнусный, хотя музыка неплохая) современной молодежи языком современной музыки. Когда‑то я смотрел фильм Пазолини «Евангелие от Матфея», я не могу сказать, чтобы этот фильм мне понравился, но когда я его просмотрел, я понял, что можно создать хороший фильм на эту тему.
Я смотрел много прекрасных христианских фильмов, как зарубежных, так и советских, христианских не только по форме, но по духу. Кстати, когда я сравнивал Пазолини «Евангелие от Матфея» с нашим фильмом «Андрей Рублев», конечно, русская Голгофа у Тарковского гораздо выше по духу и глубже, чем Голгофа у Пазолини, — это бесспорно. Даже облик Христа у Тарковского мне показался более внутренне подлинным, чем у Пазолини.
Кадр из фильма «Андрей Рублев». Режиссер А. Тарковский
О новых подходах к проповеди говорит и знаменитый современный проповедник Билли Грэм. Он говорит, что если раньше апостол Павел приходил, становился на площади и проповедовал, то почему бы мне сейчас не продавать пластинки со своими речами, не делать рекламы, не прибегать к тем обычным приемам, к которым прибегает любая информация нашего времени? И то, что Библию сейчас издают в виде таких журналов, похожих то ли на «Paris Match», то ли на «Курьер ЮНЕСКО», — это тоже хорошо, потому что люди, чтобы получить информацию, привыкли читать текст именно в таком виде, и поэтому он будет и яснее, и проще, и доходчивей для них.
Но, конечно, это таит в себе тысячу опасностей: может быть слишком много элементов вульгаризации. Самое главное, чтобы не было секуляризации, чтобы не сделать все плоским, пошлым, — уступки духу века сего не должно быть ни в коем случае, только полная внутренняя верность. Вот это самое трудное: при полной адекватности современной форме — полная внутренняя верность духу. Это, конечно, трудно. Гораздо легче или просто обособиться, сказать, как некоторые сектанты говорят: все это, вместе с кино, это все сатана придумал, — или, наоборот, сказать, что все это настолько прекрасно, что мы только просим: дайте нам маленькое тепленькое местечко в вашем великолепном царстве современного великого общества — the great society.
Две легкие позиции, но мы не можем их принять.
Итак, я повторяю. Мы говорили об отношении Церкви к Ветхому Завету, отношении Церкви к нации, отношении Церкви к культуре…
Можно было об этом еще много говорить, но я думаю, что это достаточно ясно. Подход такой, что Церковь культуру как творчество приемлет, и совершенно не соответствует церковной точке зрения отрицание культуры. Для нас достаточно сказать, что вся, например, цивилизация поздней Античности, Европы, России и других стран создана на основе христианства, если бы оно отрицало культуру, то этого бы и не было. Ислам, скажем, отрицает статуи? — отрицает, поэтому никакого искусства ваяния в мусульманстве нет. Нет, и все. Вот вам прямое доказательство.
Православие, Католичество, Протестантизм
[...]В сложных взаимоотношениях между Католической и Православной Церквами первичным было церковно–культурное отчуждение, а те пункты, которые обычно ставятся как признаки, отличающие православных от католиков, появились в качестве вторичных значительно позже.
Достаточно сказать, что споры об обычаях, о времени празднования Пасхи и так далее между Западом и Востоком бушевали за многие века до появления догмата о папском примате.
Важно подчеркнуть, что догмат о папском примате и авторитете (примат и авторитет — сейчас раскрою, в чем их смысл) был сформулирован только на Первом Ватиканском соборе в 1870 году. До этого никакого вероучительного определения не было. Тем не менее разделение уже почти тысячу лет существовало.
Смысл ватиканского определения относительно Папы сводится к двум вещам. Первая — Папа является первоиерархом Церкви; между тем в православии первоиерархи были главами национальных Церквей. А вторая — Папа может выступать от лица Церкви, между тем как в православии от лица Церкви говорят собрания епископов.
Почему возникло такое представление о первоиерархе? Вовсе не потому, что западные церковные учители вдруг впали в заблуждение или, как говорят, их «заело властолюбие». Когда начинают объяснять просто грехами, то это самое неудачное объяснение: ведь грехи — категория международная; можно подумать, что на Востоке не было властолюбия; властолюбцев было еще больше, потому что там власть была более деспотичной и неограниченной. Причина тут совсем в другом.