Обстоятельства сложились – Иисус на Кресте. И что? А Он и на Кресте остался все тем же, кем был вдали от Голгофы. О тех, которые плевали на Него, насмехались над Ним, «взяв трость, били Его по голове», пронзали Его плоть железными гвоздями, а затем, грубо рванув Крест, воткнули Крест в вырытую яму, – а ведь каждое движение мигом отдавалось нестерпимой болью в теле Божьего Сына… Что сказал Он? Проклял? Изругал? Осудил? Нет, Он лишь с великим сожалением промолвил: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34).
«Прости им…»… Вот это и есть – истинное христианство! Простить не только, когда кто-то в пику догматам высказал собственное мнение, но даже и когда позволил себе побогохульствовать, и даже, когда гвозди…
Адам и Ева – первые еретики. Они отвергли заповеданное. Но ведь Господь не устроил аутодафе. Он предоставил им право в поте лица своего есть свой хлеб доколе не возвратятся в землю, из которой они были взяты…
Апостолы, а за ними уже по традиции апологеты и прозелиты, мнящие себя христианами, стали заложниками набора утверждений, взятых с потолка, и положенных в основу со статусом аксиом, заложниками пресуппозиций, на которых и была построена теология, ритуалика, церковная архитектоника…
Отрицая этику Христа, Его учение о равенстве, любви и частной собственности, и включив алкоголь, как компонент в Святые Дары, церковники, детерминированные собственной догматикой, просто не могли не погрузиться в тот липкий мрак бездуховности, в который они погрузились, и который вот уже два тысячелетия направляет их стопы по пути лжи, стяжания, нетрезвости, стремления к господству, а значит, и к подавлению своих ближних.
Сущность иерархии – господство одних над другими, оказание давления вышестоящих на ниженаходящихся. Иерархия – такова ее природа – не может существовать без таких факторов, как давление и господство. Те, кто господствует и давит, не может любить тех, кого они давят и над кем господствуют. В свою очередь давимые не могут любить тех, кто над ними. И нет, и не может быть в этой системе и тени христианской любви. Раб не способен любить своего господина, как и господин не способен любить своего раба. Ибо они не равны друг другу. Любовь возможна только между равными, но – разными. Любовь существует до тех пор, пока люди остаются разными, но равными.
Так устроен мир…
Вернемся к тезису, о котором мы заявили в самом начале наших рассуждений: ошибочно ли, в угоду ли своим алкогольным пристрастиям или же сообразуясь с волей виноделов и виноторговцев, но определенная часть из первых христиан, движение которых до середины II века считалось одним из направлений иудаизма, настаивала на том, что Святые Дары должны содержать непременно квасной хлеб и непременно забродивший виноградный сок. И вот эта-то роковая установка, не имеющая под собой, как выше мы уже говорили, ни малейших оснований ни в том, чему учил Иисус Христос, ни в том, что происходило при его непосредственном соучастии, и сформировала проалкогольную позицию церкви: церковники оказались вынужденными утверждать, будто бы вино – это дар Божий, а, соответственно, и всячески оправдывать винопитие.
И не только его. Церковь, отвергшая принцип равенства, и обожествившая главенство одних людей над другими – «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога» (Рим. 13:1), – соответственно, и сама встала на сторону представителей власти, олицетворяющих собою государство, а «государство, – как писал великий немецкий мыслитель К. Маркс, – в целом является лишь выражением, в концентрированной форме, экономических потребностей класса, господствующего в производстве» [200]. Экономическое же господство – классовое господство, как нам хорошо известно, во все времена осуществлялось на основании обладания собственностью. Следовательно, церковь встала, вместе с тем, еще и на сторону собственников, т. е. стяжателей. При этом, мы вполне допускаем, что не так уж она и сразу встала не на ту сторону, где Иисус, и что долгое время церковь настырно дрейфовала к черте непозволительного, но – неосязаемо, неосознаваемо, и что ее многочисленные пастыри, в постыдное лукавство впавшие под влиянием на нужный лад толкующих Библию, ничуть при этом не мучились, не будучи распятыми евангельским утверждением «Не можете служить Богу и маммоне» (Лук. 16:13). Мы многое можем допустить, и многое добавить в оправдание – не в свое, но тех, кто отверг заповедь нестяжания. Например, почему бы не констатировать очевидное: церковные пастыри – тоже ж люди, коим ничто человеческое не чуждо – всхотелось и им кормиться, и бытийствовать подобно сытенькой иудео-жреческой обслуге кровавого культа Иеговы. И ведь не долго эти их желания оставались неутоленными…