Но ведь и это еще не все!
После Люблинской унии, положившей начало образованию федеративного государства, известного как Речь Посполитая, по Акту унии от 28 июня 1569 года, литовский город Киев, и обширные территории Подлесья, Волыни и Подолья, принадлежавшие Великому княжеству Литовскому, были переданы Королевству Польскому. Следовательно, и в этот период Киев никак не мог быть реальным политическим центром Русской земли, а Киевского княжества так и попросту не существовало.
И, быть может, так оно и осталось бы навечно, кабы не русско-польская война 1654–1667, да не Андрусовское перемирие, заключенное 31 января 1667 года между Русским государством и Речью Посполитой, по условиям которого последняя официально уступала России не только Смоленск, Северскую землю, земли Левобережной Украины, но и Киев. Киев уступался России сроком на два года. Однако после длительных дипломатических переговоров, России все же удалось не только удержать город, но даже, после уплаты 146 тысяч рублей компенсации Речи Посполитой, принудить противную сторону признать Киев принадлежащим Русскому царству, что и было отражено в «Вечном мире» – договоре, который был заключён 26 апреля 1686 года.
Вот и спрашивается, можно ли вообще вести речь о независимости государства, которого нет, и можно ли, соответственно, говорить о его суверенитете, если оно, «государство» вплоть до 1700 года выплачивало дань?
Далее, еще одним атрибутом – признаком государства, как полагают исследователи, является публичная власть.
Публичная власть – это способность и возможность одних лиц, представляющих собой господствующий в обществе класс, подчинять своей воле других лиц, составляющих класс негосподствующий, используя для достижения данной цели политические и административно-правовые средства, в том числе, полицию и армию. Причем, используя слово «публичная», специалисты тем самым подчеркивают то, что носитель этой власти – государство – функционально отделен от общества, организован по принципу «субъект-объект». В отличие от времен варварства, где органы власти, которые олицетворял собою, например, старейшина, и где старейшина, как писал Ф. Энгельс, стоял внутри общества [225], в обществе социально-экономического неравенства, в обществе, расколотом на антагонистические классы, неравные по месту в системе общественного производства, отношению к средствам производства, ролью в общественной организации труда и по способу получения доли дохода, органы власти занимают уже позицию над обществом, государство – «сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него» [226], выступая от имени всего народа, прикрываясь народным интересом, на деле противостоит народу, действует исключительно в интересах своих создателей – в интересах крупных собственников.
Конечно, такая точка зрения, основанная на учении Маркса и Энгельса, воспринимается, как крайне неприятная и совершенно непригодная для использования не только представителями нынешней буржуазии, но даже интеллектуально изувеченными когнитариями и даже множеством из совершенно обездоленного населения, выдрессированного реагировать и на самые слабые эманации окрест наличествующего марксизма реакцией тупого, агрессивного, пещерного существа, не способного ни в смысл вникать, ни думать, но реагировать по известному типу «Не читал, но осуждаю!» Именно они, скопом, каждый там, где стоит, навязывают окружающим представления об обществе, как о континууме собственников, имеющих теоретически равные возможности к освоению материальных богатств России, однако при этом, разную степень стремления к цели, разную энергетику и сумму способностей. Не существует деления общества на антагонистические классы, – утверждают они, каждый чем-то да владеет, и каждый получает то, чего достоин. И, ограбив благодушно-доверчивый народ, опираясь при этом на законы, которые под предстоящий грабеж и были заблаговременно приняты, присвоив – «прихватизировав» – всенародную собственность, и продолжая беспощадно обирать население, безнаказанно разбойничать в стране, они сегодня, похоже, добрались до высшей степени цинизма и низшей точки нравственного падения, до манифестации собственной позиции: государство вам, ограбленным, ничего не должно, но при этом вы всегда и пожизненно должны и обязаны государству, т. е. – нам.