Так вот, при Иване III произошла ассимиляция автономных, независимых друг от друга организмов – не карликовых государств, но – Земель, княжеств в единый организм, который мы и называем государство Русское царство…
Существование же Киевского государства, в частности, в XI веке, как феномена, порожденного социальным неравенством, мы решительно отвергаем, как антинаучную фикцию. Отвергают ее, как выше мы уже о том упоминали, и события осени 1068 г., когда городская община, жители всей Киевской земли выступили против князя Изяслава Ярославича после того, как он потерпел поражение в битве с половецким ханом Шаруканом на реке Альте. Люди, собравшиеся на вече, не только потребовали раздать оружие, но и сами приняли решение выступить против половцев. Более того великому князю Изяславу Ярославичу пришлось бежать в Польшу, а вече само возвело на княжеский престол, освобожденного из заточения, князя Всеслава Брячиславича.
Конечно, добром все это не кончилось: князь Изяслав Ярославич вскоре вернулся с войском наемников, и с помощью иноземной силы восстановил свой былой статус – занял княжеский престол, но это уже иной исторический срез темы, напоминающий нам, к тому же, что стратегия генерал-лейтенанта А.А. Власова имеет очень даже глубокие исторические корни.
Кстати, вышеупомянутое киевское событие 1068 года, еще и самым красноречивым образом указывает не только на отсутствие у великого князя в личном пользовании эдакой собственной государственной власти, но и вообще государственной власти как таковой: он не мог по собственной инициативе отказаться вести войну, если община приняла решение воевать, и не мог, когда ему вздумается без согласия общины объявлять войну кому бы то ни было. Важно понимать, что князь и группа бояр – не государство. Государство – это «сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним (выделено мной. – Е.Б.), все более и более отчуждающая себя от него» [231]. Государство – это организация, возникшая «из потребности держать в узде противоположность классов» [232], но классом-инициатором создания «узды» и держателя «узды» был, конечно же, господствующий в обществе класс, т. к. негосподствующему создавать для себя самого «узду» и «кнут» было без надобности – неимущему собственность защита собственности не требуется. К тому же, он не обладал необходимыми теоретическими познаниями; был неорганизован и разобщен; материальными средствами для создания и содержания госаппарата не располагал.
Представляется очевидным, что решительно нет никакой надобности продолжать и далее изыскивать, измышлять аргументы в пользу тезиса о том, как образуется государство вообще и в каком веке образовалось, в частности, русское государство. На данном полемическом ристалище, уже давно ставшим совершенно бесплодным полем, старея в нескончаемой полемике все ломают да ломают свои безопасные копья, так не согласные друг с другом очередные исследователи и диспутанты…
Причем, для одних, например, «для ученых-государственников XIX в. было принципиально важно доказать древнейший характер нашего самодержавия, поскольку с ним отождествлялись суверенитет и достоинство державы» [233]; для других – для современных теоретиков, находящихся на содержании у буржуазии и олигархов, стремящихся вытравить из общественного сознания представление о существующем политическом и социально-экономическом неравенстве, важно навязать представление о государстве, как о таком особом аппарате, который действует беспристрастно, исключительно на основе действующего законодательства и непременно ради интересов всего общества, важно навязать представление об обществе, как о бесструктурном континууме – совокупности собственников, отличающихся друг от друга не качественно, но лишь количественно – по размеру ежегодного дохода, и, поднапустив еще и липкого информационно-седативного тумана, приводящего к анестезии совести, парализации способности думать о дне завтрашнем, размышлять о событиях, уже ставших историческим прошлым, – надежно замаскировать пропасть, существующую между классами-антагонистами.
Существует, конечно же, и множество иных точек зрения, разнообразие которых проистекает, во-первых, из того, что, как совершенно верно подметил русский историк права, профессор, академик Петербургской академии М.А. Дьяконов (1855–1919), «понятие о государстве оказывается не тождественным у разных писателей» [234], а во-вторых, наличие взаимониспровергательского зуда определяется наличием той или иной, чаще незримой, а, иногда, и неосознаваемой выгоды. Вспомним, сказанное Т. Гоббсом: «…если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии» [235].