Таким образом, у нас есть все основания для того, чтобы поддержать крупного исследователя процесса объединения русских земель Александра Евгеньевича Преснякова (1870–1929), который, изучая труды многих историков, в частности, Н.И. Костомарова, сделал совершенно однозначный вывод: «Подлинным организатором Великорусского государства признают Ивана III Васильевича» [240]; у нас есть все основания согласиться и с автором более 300 научных и учебно-методических работ по истории России, изданных не только в нашей стране, но и на Украине, в Белоруссии, Польше, Германии, США, Великобритании, Греции, Литве, Эстонии, Латвии, доктором исторических наук А.И. Филюшкиным, который точно и лаконично выразил как свое собственное мнение, так и мнение современных историков, в том числе таких, как И.Я. Фроянов: «В конце XV в. … на международную арену вышло могучее молодое Русское государство, созданное Иваном III» [241].
Государство, созданное не в XIV веке, не в XII не в X, но в конце XV века!
Собирание русских земель под властную длань Ивана III осуществлялось путем военно-политического принуждения, в том числе, с использованием таких инструментов, как оккупация, аннексия и рейдерство, с непременной насильственной нейтрализацией провинциального своеволия и стремления к независимости. И вся эта совокупность предпринимаемых энергичных и разноплановых усилий, конечно же, определялась желаемой целью – установление в стране великим князем Иваном Васильевичем всея Руси режима личного единодержавия.
И все бы ничего, однако ж вот какая закавыка: не вдруг, но обнаружилось, что ровно к тому же самому – к политическому господству – стремилась и церковь. И в основе подобного стремления было не только наличие в руках митрополитов и монастырей крупных землевладений, но еще и присутствие в умах церковников теологемы, навеянной, как минимум, сочинением «О Граде Божьем» Аврелия Августина: коль церковь представляет Бога на земле, то именно церковные иерархи и должны быть облачены всевластием.
Таким образом, между великим князем всея Руси и митрополитами всея Руси началось острое, затяжное политическое противостояние. И весьма серьезное. Особенно в тот период, когда Иван III для защиты своего детища – государства – начал создавать армию, основу которой теперь составляли «государевы служилые люди», требующие для своего содержания земли, населенные крестьянами. А земли, которыми государь мог воспользоваться, были церковными… Он и воспользовался – первым в истории России провел масштабную, хотя и не полную, т. е. частичную секуляризацию. Шаг, прямо скажем, весьма неординарный и мужественный. Особенно если учесть, что конфискация церковных (митрополичьих) и монастырских земель осуществлялась не только с нарушением законов, но и в стране, где религиозный, православный фанатизм уже достигал своего пика, и потому отчуждение «божьего имущества» воспринималось современниками однозначно как святотатство. Благо – к выгоде Ивана III – народ смущали, умы повсеместно баламутили тогдашние ереси – стригольников и жидовствующих, а также монашеское духовно-политическое движение нестяжателей: на их фоне княжеские возмутительные притязания смотрелись уже не столь разительно, не как особо дерзкие, богопротивные веяния…
Христиане-стригольники, напомню, отрицали надобность существования церковной иерархии и пастырей, таинств и обрядов; жидовствующие – отвергали монашество как образ жизни, стояли на том, что догматам о Троице, Божестве Иисуса Христа и искуплении, нужно предпочесть учение Ветхого Завета; нестяжатели проповедовали аскетизм, полагали, что монахи должны отречься от мира, думать только о спасении души, не принимать подаяний от мирян и жить трудами рук своих, монастыри же должны отказаться от эксплуатации крестьян и от земельной собственности.
Конечно, претензий к церковникам, к вероучению и к каноническим нормам со стороны православного населения Руси было множество. Даже великий князь высказывал свое недовольство. Так, в частности, случилось, после того, как митрополит Геронтей при освящении церкви в 1478 году совершил хождение с крестами вокруг храма «не по солнечному всходу», как надобно было по мнению великого князя Ивана Васильевича, а против хода солнца [242].
Впрочем, мы не станем сейчас разбирать суть тогдашних теологических и прочих разногласий, возникавших между духовенством и паствой, и составлять перечень контроверз. Важно выделить и еще раз повторить мысль: церковь, изначально вставшая на путь отвержения основ учения Иисуса Христа – отрицания любви, равенства, беспристрастия к земному, все более становилась коллективным Иудой. Хуже того, священнослужители и, так называемые «отцы церкви», все эти бойкие и ушлые массовики-затейники понавыдумывали величайшее множество совершенно бессмысленных обрядов, ритуалов и запретов, и выдумки обрели статус самодовлеющих ценностей, поработили, сковали все разнообразие форм естественного поведения некогда свободных людей. Церковники, возомнив себя стоящими над своими братьями и сестрами, над всеми, носящими на своей груди крест, навязали в качестве абсолютно несомненного, не подлежащего критическому переосмыслению свои собственные творения и решения Вселенских соборов, а само вероучение превратили в столь сложную догматику, что простому человеку без специально на то натасканных толмачей разобраться было делом совершенно невозможным. Отцы церкви вменили прихожанам в обязанность выставлять зажженные свечи, осеняя при этом себя крестным знамением, и произнося молитвы пред иконами, воздавая тем самым честь образу, восходящему к первообразу. Но… кто его видел воочию? Богомаз, изображающий лики, не пойми с кого срисованных, никем не виданных существ, и обозначенных как «Матерь Божья», «Троица», «Спас Вседержитель», «Спас Елеазаровский», «Пресвятая Богородица»?.. Почему материализованной выдумке, возможно даже чьей-то блаженной галлюцинации, надобно непременно отвешивать поклоны и возносить многие свои, не от ума, но из сердца идущие молитвы?..