Почти все отрасли торговли были отданы частным людям в монополии. Таможни всей империи сенатом даны были в откуп за два миллиона. <…>
Блаженной памяти государыня императрица Елисавета Петровна во время седьмилетной войны искала занять два миллиона рублей в Голландии, но охотников на тот заем не явилось, следовательно, кредита, или доверья к России не существовало» [257].
Хуже того, в этом же году – в 1762 – по мнению сената «дефицит достиг почти 8 % всего бюджета» [258], т. е., 1.152.000 рублей!
Финансы истощены, армия без денег, торговля в упадке, и все это при том, что огромное количество церковных земель, церковные угодья не облагались налогами и не могли быть использованы для нужд государства?!
Конечно, оставлять все в неизменном виде, бездействовать означало уподобиться Петру III, только что свергнутому и умерщвленному. Хуже того, к моменту восшествия на престол Екатерины II появился еще один устрашающий фактор – о нем в своих «Записках» императрица написала так: «Внутри империи заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей, и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи».
Причина же «явного непослушания» секретом не являлась – невыносимый произвол церковных и монастырских феодалов, в чьей собственности находились бесправные церковные крестьяне.
В соответствии с Уставной грамотой Митрополита всея Руси Киприана от 21 октября 1391 года, монастырские крестьяне были обязаны содержать и обслуживать церковно-монастырскую братию: пахать пашни, косить сено, пилить и возить лес, изготавливать кирпич, возводить постройки, работать на мельницах, винокуренных заводах, варить пиво, ловить рыбу… Кроме того, некоторые припасы крестьяне должны были вносить натурою, доставляя их на своих подводах, куда приказано: мясо, яйца, орехи, грибы, ягоды… Иногда натура переводилась на деньги.
И все бы ничего, но бесправие юридически совершенно беззащитных крестьян, и наличие легкой возможности безнаказанно урвать еще больше, чем уже получено, повсеместно и систематически провоцировало церковно-монастырских тунеядцев к осуществлению ничем не прикрытого грабежа.
Конечно, не всегда ограбленные смиренно, безропотно принимали свою участь. И тогда в ход шли репрессии. Черные паразиты, мордатые «сироты монастырские», напрочь позабыв о христианской любви к ближнему своему, ближних своих – крестьян, находящихся в их власти, подвергали, и порой самым тяжелым, истязаниям: «их били батогами, плетьми (иногда до 500 ударов), налагали цепи и оковы, держали в холодных чуланах, мучили голодом, наконец, подвергали и денежным штрафам. Впрочем, в некоторых монастырях приказчикам предписывалось наказывать крестьян не иначе, как в присутствии их выборных или целого схода. В монастырском судопроизводстве практиковались и пристрастные допросы» [259].
«Пристрастный допрос» – это пытка, официально дозволенная Судебником 1497 года (Ст. 14 и 34), после применения которой люди оказывались не только основательно избитыми и покалеченными, но случалось и убитыми! Исторические документы буквально пестрят свидетельствами о том, как духовные отцы до смерти замучивали и забивали своих братьев во Христе.
Кто они, эти твари в черных одеждах? Люди ли? Можно ль, да так, чтоб не тронуться умом, вообразить такого последователя Иисуса Христа, который только что кнутом до белых костей содрал со спины человека красное мясо, а то и вовсе прервал человечий земной путь, затем, не без удовлетворения утер пот со лба своего, и кровь с рук своих, окончив, как ему представляется богоугодное дело, осенив себя крестным знамением, вышептал: «Исполнение всех благих Ты еси, Христе мой, исполни радости и веселия душу мою и спаси мя, яко един Многомилостив, Господи, слава Тебе…»?!..
Камо грядеши ты, долгогривый чернорясник с кнутом в руце?!..
Иисус грехи согрешившим призывал прощать, призывал нести в мир милосердие да любовь, а… не кнут, не страсть стяжательства, не наркотический яд властолюбия…
Кстати, как выше мы уже упоминали, христианствующие церковно-монастырские бесы не только ведь над паствой, над рабами от них зависимыми измывались, но не гнушались то же самое вытворять и над представителями своего же цеха. И только Указ Святейшего Синода от 7 июня 1767 г. «О нечинении пристрастных допросов и телесных наказаний священникам и иеромонахам» прекратил порочную практику использования пыток по отношению к духовенству, поскольку, как оказалось, духовенство, получившее телесные наказания и прошедшее пристрастные допросы, «а особливо священнослужители, теряют должное по характеру своему от общества почтение, пастве же их подается немалый соблазн и причина к презрению».