Недоброжелателей у Петра было более, чем достаточно. Тем более что он и сам их своим откровенно антирусским, эпатажным образом жизни плодил с поразительной настойчивостью. Помнится, отчасти за то же самое поплатился ведь и самозванец Лжедмитрий I, который не ходил в баню, не спал после обеда, не соблюдал церковные посты, нарушал русские обычаи и традиции, одевался в иноземное платье, отстранив русскую царскую охрану, заменил ее на иностранцев и иноверцев, собирался жениться на полячке… В общем, довыеживался: 17 (27) мая 1606 года был убит, труп – был растерзан, обесчещен и сожжен…
С другой стороны, утверждать, будто бы у Петра III были серьезные союзники – оснований нет. По крайней мере, нет свидетельств о том, что он на них опирался или же следовал их советам. Его – не русского и не православного – не любили буквально все.
Не любили военные: Петр III подписал не пакт о капитуляции Пруссии, и даже не мирный договор, он заключил с немцами союз, чем обесценил, как считали тогдашние «ястребы», значительные успехи, достигнутые русской армии в ходе Семилетней войны.
Не любили помещики: Петр III 25 февраля 1762 года принял указ «О ссылке Поручика Нестерова, на поселение, за жестокие побои, его человеку причиненные, от которых он умер, и об отдаче имения его Нестерова родственникам» – данным указом помещикам было совершенно внятно сказано, что безнаказанно убивать своих крестьян отныне недопустимо – вас ждет пожизненная ссылка на поселение в Нерчинск.
Не любили церковники: Петр III не только прекратил преследование старообрядцев – принял указ, в соответствии с которым им, кто пожелает, позволялось возвратиться в отечество, молиться по их обыкновению и пользоваться старопечатными книгами, но император указом от 21 марта 1762 года еще и решился реализовать задумки своей тетки Елизаветы Петровны, обогатив их целым рядом своих собственных. В частности, в соответствии с указом, было предписано: все синодальные, архиерейские, монастырские вотчины передать в ведение Коллегии Экономии; на крестьян, работающих в этих вотчинах, «положить единственной сбор с написанных по последней ревизии мужеска пола душ, с каждой души по рублю», что же касаемо «до властей духовных, оным по Всемилостивейшему Нашему соизволению, уважая благосостояние чина, к совершенному их удовольствию, повелеваем, из генеральной суммы Архиерейских и монастырских вотчин доходов на содержание их положить, по знатности мест» [285].
Таким образом, государство, изъявшее земельную собственность, брало церковников на содержание, т. е. ставило их в полнейшую зависимость от своего произвола. И весь этот имущественно-финансовый «погром» предписывалось по вышеозначенному указу совершать, «зачиная со второй половины сего 1762 года».
Могло ли с подобным «наездом» смириться в чванстве погрязшее духовенство, привыкшее за многие столетия безбедно паразитировать на трудовом российском народе? Могло ли оно подставить вторую щеку? Мол, «Бог дал – Бог взял», и – «на все воля Божья», и – власть, коль она от Бога, всегда права, даже если не права, а потому и следует сносить все покорно, с благодарностью принимать и т. д., и т. п.?
Нет, смирение – это для пасомых, а духовенство – пастырь, оно же – посредник между Спасителем и питающимися от трудов своих в поте лица своего…
Хорошо известно, что указ Петра III о церковном землевладении, возбудил наисильнейшее негодование священнослужителей. Прусский посол в Петербурге – Бернгард Вильгельм фон дер Гольц в своем донесении королю Фридриху II от 25 мая 1762 года отмечал: «Духовенство подало императору представление на Русском и Латинском языках, где жалуется на насилия и странные поступки с собою вследствие указа об отобрании церковных имуществ; таких поступков духовенство не могло ожидать и от варварского правительства, а теперь принуждено терпеть их от правительства Православного, и это тем горестнее, что духовные люди терпят насилие потому только, что они суть служители Божии. Эта бумага, подписанная архиепископами и многими из духовенства, составлена в чрезвычайно сильном тоне: это – не просьба, а скорее протест против государя. Донесения, полученные вчера и третьего дня от воевод отдаленных областей, говорят о старании духовенства подустить народ против монарха. В донесениях говорится, что дух мятежа и неудовольствия стал до того всеобщим, что они, воеводы, не знают, какие меры предпринять, а потому требуют наставлений от правительства» [286].