Таким образом, старт кампании подстрекательства против монарха был дан и, заметим, дан он был церковниками. Они же этот «дух мятежа» и подпитывали, как могли. Именно так данную тему и подавал в своих письмах современник государственного переворота 1762 года А.Т. Болотов, адъютант Санкт-Петербургского генерал-полицеймейстера Н.А. Корфа. Однако же, читая мемуары данного писателя, мне по крайней мере, было трудно освободиться от возникающих претензий.
Ну, посудите сами. В начале Болотов формулирует весьма смелый тезис: император Петр III «вознамерился было переменить совсем религию нашу» [287], т. е. упразднить православие, и на очень даже не пустом месте насадить лютеранство – христианство католического разлива. И далее истинность утверждаемого Болотов пытается обосновать весьма странным аргументом: «Начало и первый приступ к тому (к перемене религии. – Е.Б.) учинил он изданием указа, об отобрании в казну у всех духовных и монастырей все их многочисленные волости и деревни, которыми они до сего времени владели, и об определении архиереям и прочему знатному духовенству жалованья, также о непострижении никого вновь в монахи ниже тридцатилетнего возраста».
Ну, во-первых, вопрос о секуляризации церковных земель ставила и Елизавета Петровна, и Петр I, и почему-то ранее данные намерения не воспринимались, как попытка «переменить религию». Во-вторых, решительно не понимаю, как связана передача земельной собственности в ведение Коллегии Экономии и «перемена веры»?!..
Очевидно, чувствуя зыбкость своих заявлений, мемуарист Болотов тут же привлек в свои союзники новгородского архиерея Димитрия – того самого, который еще полгода тому назад держал весьма хвалебную речь, адресованную не кому-нибудь, а – Петру III: «Христос Господь, в день радости… <…> Возвел на самодержавный наследный престол российский самодержавного, давно уготованного, давно возделанного, дражайшего Государя Императора Петра Федоровича, и именем и делом Петру Великому подобного. <…> Мы, видевши и светлое лицо твое и слышавши твой глас, не можем от радости отверсти устен, но отверзаем пламенем любви и в верности горящие сердца» [288].
Через несколько месяцев архиерей Димитрий (в миру Сеченов Даниил Андреевич), первенствующий член Синода отверз, наконец-то, свои «устены» и вот как об этом – о состоянии умов после принятия императором указа об отторжении церковных вотчин – повествует наш мемуарист: «Легко можно всякому себе вообразить, каково было сие для духовенства и какой ропот и негодование произвело во всем их корпусе; все почти въявь изъявляли крайнюю свою за сие на него досаду, а вскоре после сего изъявил он и все мысли свои в пространстве, чрез призвание к себе первенствующего у нас тогда архиерея Дмитрия Сеченова и приказание ему, чтоб из всех образов, находящихся в церквах, оставлены были в них одни изображающие Христа и Богородицу, а прочих бы не было; также, чтоб всем попам предписано было бороды свои обрить и, вместо длинных своих ряс, носить такое платье, какое носят иностранные пасторы. Нельзя изобразить, в какое изумление повергло сие приказание архиепископа Дмитрия. Сей благоразумный старец не знал, как и приступить к исполнению такового всего меньше ожидаемого повеления и усматривал ясно, что государь не иное что имел тогда в намерении своем, как пременение религии во всем государстве и введение лютеранского закона. Он принуждён был объявить волю государеву знаменитейшему духовенству, и хотя сие притом только одном до времени осталось, но произвело уже во всех духовных великое на него неудовольствие, поспешествовавшее потом очень много к бывшему перевороту» [287].
Конечно, читая выше утверждаемое, нельзя отделаться от назойливого вопроса: почему же император изъявил «все мысли свои в пространстве, чрез призвание к себе первенствующего у нас тогда архиерея Дмитрия Сеченова», изъявил, прямо скажем, келейно, а не через Сенат и Синод? Почему, наконец, государь вдруг перешел на «ручное управление», начал свою акцию вразумления церкви через архиерея, а не посредством правового акта? Ведь в то время Петр III и по менее значимым вопросам так не поступал. Например, 27 декабря 1761 года он подписал указ – не желаю преумалять, но все же по частному вопросу – «Форма церковным возношениям»…