Однако до духовенства, похоже, далеко не сразу дошел смысл произошедшего в стране – оно еще долго цеплялось за старорежимное, за уже умершее, принадлежащее прошлому, навсегда ушедшему, оно не сразу поверило – тысячелетнее господство церкви в России низложено, – иначе как объяснить логически не стыкуемое: «Декрет о земле» принят на II Всероссийском съезде Советов 26 октября (8 ноября по новому стилю) 1917 года и 28 октября опубликован в газете «Известия», 2 (15) ноября 1917 г. Совет народных комиссаров принял «Декларацию прав народов России» [298], в которой решительно заявлялось об отмене «всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений», а Поместный собор Православной российской церкви, как бы не обращая ни малейшего внимания на уже случившееся, 2 декабря 1917 года принимает на пленарном заседании доклад «О правовом положении Православной российской церкви»?!..
Ау, священнослужители, о каком правовом положении вы рассуждали на своем Соборе, если уже и «де-юре», и «де-факто» вы – вне правового поля?!..
Впрочем, меня лично даже не столь этот нюанс озадачил, но то с какой спесью, с каким высокомерием излагается позиция церковников – они не просят, не предлагают, не приглашают к совместному обсуждения, они – диктуют свои условия, свои требования, они предписывают желаемое для церкви. Ну, посудите сами:
«2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти и, руководясь своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления.
3. Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православною Церковию в установленном ею порядке, со времени обнародования их церковною властью, равно и акты церковного управления и суда признаются Государством имеющими юридическую силу и значение.
4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковною властью.
5. Церковная иерархия и церковные установления признаются Государством в силе и значении, какие им приданы церковными постановлениями.
<…>
7. Глава Российского Государства, Министр Исповеданий и Министр Народного Просвещения и Товарищи их должны быть православными.
8. Во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь.
9. Православный календарь признается государственным календарем» [299].
Церковникам, когда они очутились вне правового поля, превратились во внутренних эмигрантов, существующих, фактически, на нелегальном положении, все еще мнилось, будто бы они, как и прежде, имеют полное право диктовать свои условия, устанавливать правила, помыкать христианствующей массой, вдалбливая всем и каждому, что «Вне Церкви нет спасения» и что только церковь – «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3:15).
Удивительно, но церковников не отрезвил даже принятый Советом Народных Комиссаров 20 января (2 февраля) 1918 года «Декрет о свободе совести и церковных и религиозных обществах», которым было определено:
«1. Церковь отделяется от государства.
3. Каждый гражданин может исповедывать любую религию или не исповедывать никакой.
12. Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют.
13. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием» [300].
Все! Finita la commedia.
(Проект Декрета, кстати, был подготовлен иереем Михаилом Галкиным).
Однако важно понимать, что «Декрет о свободе совести…» не запрещал религию, как таковую, и выступал не против идеи Иисуса Христа о Церкви, как о духовном собрании людей. «Декрет о свободе совести…» лишь заявлял, что финансово-экономическая деятельность Православной российской церкви, которая, к тому же, еще и не платит налоги, – внегосударственна по своей сути, и функционально. Не содержал декрет и ничего дискриминационного по отношению к ПРЦ – она всего лишь уравнивалась в правах с остальными религиозными объединениями, существовавшими в стране: становилась сообществом, образованным на добровольных началах для удовлетворения религиозных потребностей своих членов и содержащейся за их счет. Это, к тому же, отвечало и чаяниям великого множества людей. Ведь весь XIX век, да и не только XIX, лучшие умы России, и не только России буквально клеймили церковь, как социально-экономическое, политизированное образование, претендующее на статус независимого «государства в государстве», паразитирующее на народной массе, использующее для наживы обман, мифы и всевозможные предрассудки. Вспомним, в этой связи хотя бы блестящего публициста, литературного критика В.Г. Белинского, и всем нам хорошо известное «Письмо Н.В. Гоголю. 3 июля 1857 г.»: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов – что вы делаете! Взгляните себе под ноги – ведь вы стоите над бездною!.. Что вы подобное учение опираете на православную церковь, это я еще понимаю: она всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма; но Христа-то зачем вы примешали тут? Что вы нашли общего между ним и какою-нибудь, а тем более православною церковью? Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принципа ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть, поборницей неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, – чем продолжает быть и до сих пор» [301].