— У нас-то? — самодовольно отозвалась домоправительница. — У нас ничего не пропадает попусту. Даже гнилые фрукты. Я все лето и осень палинку гоню.
Жофия оторопела.
— Вы?!
— Я. В подвале. Иной раз такой дух стоит, что и слепой налогоинспектор сыскал бы. Ну, да господина декана, само собой, не трогают… Чего вам, золотко? Я сейчас все назову, по порядку, как готовили: черешневая палинка, ореховая палинка, фруктовая смесь, на роме настоянная, сливовица, виноградная палинка. Ну, и вино, само собой.
— Пожалуй, черешневую, — поколебавшись, сказала Жофия.
Домоправительница принесла из чулана белую литровую бутылку, на ней наклеены были вырезанные из бумаги и раскрашенные карандашом алая черешня и зеленый черешневый лист. Затем, достав из буфета, поставила перед Жофией узенькую высокую рюмку, с тонкими горизонтальными линейками. Возле каждой черточки надпись: «For Ladies», «For Gentlemen», «For Shipmasters»[7], а у самой верхней черты — изображение свиньи. Домоправительница медленно наливала в рюмку, но Жофия только у черты «для матросов» сказала: «Спасибо, достаточно».
— Вы не пьете, Пирока?
— Никогда!.. И господин декан не пьет палинку, а уж когда выпьет, значит, очень большая беда стряслась.
Жофия отхлебнула из рюмки.
— Потрясающая палинка, Пирока! Неужто вы сами гнали?
Лицо домоправительницы сияло от гордости.
— Нравится? Возьмите с собой бутылочку.
И вынесла из чулана еще бутылку черешневой.
— Я собиралась попросить у господина декана ключ от склепа, — проговорила Жофия, залпом выпив рюмку.
— Сейчас я не смею беспокоить господина декана.
«Вот и хорошо, — подумала Жофия, — твой господин, пожалуй, и не дал бы ключ. Кто знает, в чем тут причина?»
А домоправительница, встревоженная, но и обиженная, продолжала:
— С тех пор как у него живу, нынче четвертый раз, как он сказал мне, чтоб оставила его в покое.
— Ну а первые три раза… тогда что случилось? Поссорились?
— Когда мы ссоримся, он и не отпустит, покуда все мне не выложит. Тогда-то нипочем не уйдешь от него!.. — Пирока задумалась. Вставила сигарету в длинный дешевый мундштук, закурила и, отрешенно дымя, все думала о своем. И вдруг словно что-то прояснилось, она уловила какую-то связь. — Два раза он вот так же траурные извещения получал… Один в самом деле друг его был, а другой — каменщик… Их я тоже не знала, никогда они к нам не наведывались. А вот в третий-то раз никакого извещения и не было. Письма только, газеты — как всегда… Но он тогда совсем как потерянный был… Тогда-то, знаете, и пил он. Утром гляжу — а у него на письменном столе пустая бутылка из-под палинки!..
Жофия опять налила себе душистого напитка.
— Какие-нибудь юношеские связи. У каждого человека есть тайны, Пирока… И у вас есть, верно?
Домоправительница выглядела такой растерянной, что Жофия чуть не засмеялась вслух. Какая тайна может быть у Пироки? Ну, жених, скажем, помощник деревенского нотариуса, вольноопределяющийся, погиб на войне, а Пирока, молоденькая девчонка, перед тем как парню ехать на фронт, отдалась ему. Потом любовницей женатика стала или капеллана какого-нибудь… Вдруг Жофия серьезно заинтересовалась: в самом деле, как это приходит вдруг в голову стать домоправительницей сельского священника? Может, и Пирока была монахиней?.. Или среди родственников был священник, с него и пошло?
Пирока оправилась и тоже спросила со сладенькой улыбкой:
— И у вас, золотко, есть своя тайна?
Жофия помрачнела.
— И у меня, Пирока… Хотя мне-то хотелось бы жить так… так просто, прозрачно, чтобы любую минуточку мою можно было хоть по телевизору показывать в программе для молодежи. — Она быстро допила свою рюмку, с трудом втиснула в сумку подаренную бутылку, встала. — Вы дадите мне ключ от склепа?
— Так ведь можно и завтра, — недоуменно возразила домоправительница. — Сейчас в склепе темно.
Жофия улыбнулась.
— В склепе и днем темно, Пирока.
Согласившись с этим, Пирока встала и зашаркала по коридору к входным дверям, где висел на стене шкафчик для ключей. Шкафчик был щедро изукрашен резьбой, вещица изысканная; среди множества разнообразных ключей ключ от склепа оказался совсем обыкновенным, словно от комнаты. Жофия осмотрела нарядный шкафчик со всех сторон.
— У вас тут дивные вещи есть, Пирока.
— Что правда, то правда, — с удовольствием согласилась Пирока. — Был, говорят, в прошлом веке один Семереди, друг Сечени[8]…, всю Европу объездил, а как вернулся домой, часть обстановки дворцовой выбросил, заменил новой, из Вены. Вот так это все и попало сюда. — В ее тоне послышалось легкое пренебрежение: — У господина декана только и было что две сутаны, когда он этот приход получил. Сам-то он был бедный-пребедный деревенский парнишка, если бы святые отцы его не выучили, так и остался бы простым мужиком, как другие… Да он и сейчас серебра от нейзильбера не отличит.