Наконец-то Жофия подобрала цвет и стала осторожно наносить заплатки на обветшалую пурпурную мантию.
— Резная фигура Христа в склепе, несомненно, средневековая, — говорила она, продолжая работать. — После средневековья таких неуклюжих примитивных изваяний больше не делали, даже бродячие камнерезы. Да и постамент сам настолько…
Священник вдруг вскинул голову.
— Вы были в склепе?
— Была и, хотя не обнаружила там захоронений ранее тысяча семисотого года, думаю, этому также имеется какое-то объяснение. Но фигура Христа…
— Когда?! — резко перебил ее декан. Жофия, недоумевая, оторвалась от работы.
— Вчера вечером.
— Где взяли ключ?
— Пирока была столь любезна… — Жофия запнулась и в растерянности смотрела на отчаянно встревоженного священника. Право же, непонятно, зачем декан так оберегает склеп, ведь она не нашла там никаких, совершенно никаких тайн — напротив, благодаря остаткам старинной кладки под алтарем и фигуре Христа можно, пожалуй, добиться, чтобы церковь получила статус памятника старины… И тогда она стала бы ее реставрировать, господи, как бы хорошо-то, это же год, два года работы, и все это время ей можно будет не возвращаться в Пешт…
Но сказать она ничего не успела — священник, не простившись, вышел из церкви.
Пирока стряпала, когда разгневанный священник распахнул дверь на кухню.
— Как вы посмели распоряжаться за моею спиной! Кто хозяин в этом приходе? Вы или я? Я терплю, когда вы хулите мой сад! Я не говорю вам ни слова, когда вы ежегодно раздариваете тридцать литров моей палинки, по той причине, что готовите ее сами. Я покорно ем с чесноком фасолевую похлебку, поскольку вам так по вкусу. Я смирился с тем, что в томатный суп вы не кладете лаврового листа! Я принимаю к сведению, что вы пришиваете пуговицы к моей рубашке, только когда она уже на мне и я тороплюсь. Терплю, что вы смотрите свысока на мое происхождение! Глазом не моргну, когда вы рассказываете всем и каждому, будто бы я не способен отличить смарагд от сапфира! Мирюсь с тем, что вы отравляете моих прихожан безнравственной вашей «Театральной жизнью»! Но совать любому чужаку в руки ключи мои — нет, этого я не потерплю! Не потерплю! Примите к сведению, не потерплю!
Пирока, скорей изумленная, чем испуганная, слушает декана: право, он никогда еще, кажется, не выходил из себя до такой степени.
— Ключи? — спрашивает она непонятливо.
— Да-с! Ключ от склепа!
— Какой же она чужак? Художница. Церкви расписывает… Ежели ей пожелалось осмотреть склеп, то почему же, не понимаю…