В том же 1913 г., когда по всей православной России гремело «афонское дело» имяславцев, Церковь столкнулась и с другой проблемой, не столько богословского, сколько политического характера. Как известно, с 25 сентября по 28 октября 1913 г. в Киеве слушалось громкое «дело» еврея Менделя Бейлиса, обвиняемого в «ритуальном» убийстве христианского мальчика Андрея Ющинского. В качестве экспертов на суд были приглашены выдающиеся православные богословы, профессора духовных академий П. К. Коковцов, П. В. Тихомиров и И. Г. Троицкий. Все профессора единодушно отвергли тезис о «ритуальной» подоплеке «дела», а П. В. Тихомиров даже специально подчеркнул, что, в отличие от Католической, Православная Церковь активного участия в поддержании ритуального обвинения никогда не принимала. Показательно, что выступавший затем в качестве эксперта московский раввин Мазе практически полностью согласился с суждениями, высказанными русскими профессорами. Таким образом, Православная Церковь в лице лучших своих ученых не только отвергла кровавый навет, но и доказала перед всем миром свою богословскую самостоятельность и честность.
В 1906–1917 гг. Православная Российская Церковь активно участвовала и в работе Государственной Думы. Если в Первой и во Второй ее депутатов было совсем немного (соответственно 6 и 13 человек), то в Третьей и Четвертой число клириков-депутатов существенно выросло (соответственно до 44 и 48 человек). Среди них были и архиереи. Если депутаты Государственной Думы первого и второго созывов были в большинстве своем «левыми», то члены Третьей и Четвертой Дум преимущественно сидели на правых скамьях. При этом никаких «клерикальных» устремлений русские священники-депутаты не обнаруживали, участвуя в работах фракций преимущественно консервативного направления. Православную Церковь, впрочем, они не представляли, ее полномочным представителем был обер-прокурор Святейшего Синода, который, как и другие министры, отстаивал «ведомственные» интересы, выступая с думской трибуны. Многие современники уже тогда задавались вопросом: правомерно ли это, ведь депутаты (часть которых была инославной, а часть — и вовсе неверующей) получали право обсуждать церковные дела, т. е. вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви. В то время ответ на этот вопрос был исключительно сложен, и реально разрешить его было можно, лишь реформировав существовавшие в империи церковно-государственные отношения. Без созыва Собора подобное оказывалось невозможно. Круг, как видим, опять замыкался на церковной реформе.
Итак, без преувеличения можно сказать, что с 1913 г. и вплоть до 1917 г. Православная Церковь пребывала в двусмысленном положении: с одной стороны, она продолжала готовиться к созыву Собора, с другой — понимала, что его перспективы неясны и даже сомнительны. После вступления России в августе 1914 г. в мировую войну вопрос о церковной реформе, естественно, был отложен — до лучших времен, которых, однако, Православная Церковь так и не дождалась.
Однако нельзя сказать, что это время— с 1914 по 1917 гг. — было для Православной Церкви России «эпохой застоя», ведь именно тогда имели место две крупные канонизации: 28 июля 1914 г. состоялось прославление мощей святителя Питирима, епископа Тамбовского и 10 июня 1916 г. — прославление святителя Иоанна, митрополита Тобольского и Сибирского (хотя последнее оказалось осложнено конфликтом, возникшим между сменившим В. К. Саблера обер-прокурором Святейшего Синода (в июле-сентябре 1915 г.) А. Д. Самариным (1868–1932) и епископом Варнавой (Накропиным; 1859–1924), другом печально известного Григория Распутина; 1869–1916)[3].
В 1914 г. (с 1 по 10 июля) в Петербурге прошел Первый (и, как оказалось, единственный в предреволюционной России) съезд военного и морского духовенства. По указанию протопресвитера русской армии и флота Г. И. Шавельского на съезд были вызваны от 12 округов империи 41 человек (18 протоиереев и 23 священника), а также по 4 представителя от морского и судового духовенства. В повестке дня съезда значилось несколько вопросов, разрабатывавшихся в 8-ми секциях (в первой — вопрос об инструкции военному священнику; во второй занимались богослужебными вопросами; третья называлась «учительной»; четвертая — библиотечной; пятая — миссионерской; шестая — правовой; седьмая — благотворительной; восьмая — «по свечному делу»). В дальнейшем к 8-ми секциям были добавлены еще 4: морская, по борьбе с алкоголизмом, по религиозно-нравственному воспитанию заключенных и о суде чести. Съезд помог военному духовенству хорошо подготовиться к несению пастырских обязанностей накануне одной из наиболее кровопролитных войн, которую когда-либо вела императорская Россия (к 1917 г. в рядах армии несло послушание более 5000 военных и флотских священников).
3
Конфликт стоил А. Д. Самарину обер-прокурорского кресла, но и сменивший его гофмейстер Двора А. Н. Волжин (1860–1933) не сумел проявить себя на этой должности, в августе 1916 г. покинув духовное ведомство. Последним дореволюционным обер-прокурором Св. Синода был действительный статский советник Н. П. Раев (1856–1919), сын митрополита Петербургского Палладия. Этот обер-прокурор пользовался благоволением императорской четы, хотя Государь никогда не воспринимал Раева как серьезное политическое лицо.