Как в вопросе о происхождении папства и ересей, так и в других отношениях Вейсманнова история показывает относительный прогресс, какой сделал уже дух времени в науке церковно-исторической. Даже внешняя сторона церковно-исторических трудов этого времени показывает, как господственно стал относиться дух исследователя к находящимся в его распоряжении историческим материалам. Прежние церковно-исторические сочинения, в особенности Магдебургские центурии, поражают нас весьма почтенным объемом, они изумляют нас тем прилежанием, с которым так много собрано в них фактов и документов; в них, как своего рода запасных магазинах, сложено многое на пользу следующих времен, но содержание этих трудов составляет по большей части лишь необработанный материал, простое собрание документов, которые не были достаточно освещены и приспособлены для подлежащих целей истории. Обработка церковно-исторических материалов должна была выразиться в сокращении объема исторических сочинений, потому что в этом случае несущественное должно было уступить место более существенному, каждый частный случай должен был получить интерес не сам по себе, а только потому, выражает он или не выражает собою общую точку зрения, вследствие этого все не нужное для этой цели — обоснования главной точки зрения — могло быть с полным правом опускаемо, исключаемо. Вейсманнов труд, состоящий лишь из двух томов, тогда как прежде писали томов по 12 и 13, являет собой признак научной обработки исторической почвы. Кроме этого господства над материалом, труд Вейсманна носит на себе ясный след того времени, когда, владычествовавший дотоле, догматически-церковный интерес уступает место более свободному, всестороннему, универсальному стремлению, никак не делая историю средством к посторонним целям, сделать ее целью для самой себя. История уже перестает привлекать внимание, как средство для той цели, чтобы оправдать данное вероисповедание среди различных обществ протестантских, она получает живой интерес сама по себе, как действительность, изучение которой дает истинную пищу любознательности[347]. Впрочем, при всех своих достоинствах труд Вейсманна далек еще от совершенства. Его история не указывает общих оснований, в силу которых историческая жизнь двигалась вперед и развивалась, ряд событий не вытекает последовательно из предыдущего ряда подобных же событий, историку не достает общего воззрения на ход дел церковных. Вейсманн по большей части довольствуется отдельными очерками и его история чаще всего состоит из биографических известий об учителях и предстоятелях церкви. Разделение истории по векам, наследованное от прежних историков, раздробляет у него исторический рассказ к ущербу для целостности впечатления.
Сочинение Вейсманна хорошо известно было одному из русских писателей по церковной истории, в начале нынешнего столетия. Разумеем русского церковного историка Иннокентия Смирнова, епископа Пензенского († 1819), автора известного «Начертания церковной истории»[348]. Иннокентий при составлении названного учебника в значительной мере пользовался трудом Вейсманна: introductio in memorabilia, несмотря на то, что этот последний был писателем протестантским. Чтобы доказать наше мнение наглядными примерами, позволим себе сделать несколько выписок из Начертания Иннокентия и сравнить их с соответствующими местами из сочинения Вейсманна. Уже самые заглавия веков, — Вейсманн и Иннокентий излагают историю по векам, а не по периодам, рассматривая каждый век, как некоторое законченное целое — у Иннокентия почти буквально сходятся с Вейсманновыми заглавиями. Напр., II век церковной истории Иннокентий озаглавдяет: «век гностический, колеблющийся между светом откровения и разумом, но еще пылающий пламенем апостольским»[349]. Такое-же заглавие II века у Вейсманна (seculum gnosticum, fluctuans in bivio inter illuminationem evangelicam et rationem humanam, ardens tamen ex reliquiis ignis et luminis apostolici)[350]. Тоже встречаем при рассмотрении заглавия III века у Иннокентия. Вот заглавие Иннокентия: «век, удручаемый гонениями, ревностью прошедшего века пламенеющий, новатианский»[351]. Это заглавие также заимствовано из Вейсманна (seculum persecutionis et castigationis ecclesiae luxuriantis, plurimum tamen seruans in bonis ex pietate priorum temporum, Novatianum)[352]. Что касается до самого содержания Начертания Иннокентия, то оно также в большей мере заимствуется из Вейсманна. Не приводя многих доказательств, удовольствуемся указанием одного примера. То, что говорит Иннокентий о св. Иринее есть простой перевод из Вейсманна, с некоторыми сокращениями в сравнении с оригиналом. Иннокентий пишет об Иринее следующее: «Ириней, родом грек, вероятно азийский, по собственному свидетельству ученик и тщательный наблюдатель Поликарпа. Он знал как стихотворцев и философов, так писателей священных и неписанныя достопамятности церкви. По кончине Пофина, он был епископом Лионским. Из его сочинений остаются пять книг против ересей. Фотий (cod. 120) замечает, что Ириней вымышленными им доводами иногда затемняет достовернейшие истины веры. Сие рассуждение чрезмерно нравится Клерику и ему подобным. Но таковые иногда судят о силе доводов, не соображая обстоятельств, в которых оные употреблены. Так Ириней четверичное число евангелистов соединяет приспособительно с числом стран света; и ему смеются»[353]. Здесь Иннокентий повторяет слова и суждения Вейсманна[354].
348
Вопрос об отношении русских писателей-богословов к протестантским, полагаем, вопрос не безынтересный и не только не безынтересный, но и важныйдля определения того пути, по которому шло наше богословское просвещение. В виду этого теперь при изучении Вейсманнова труда, а затем и последующих протестанских историков, мы постараемся, насколько возможно, указывать, в каких отношениях русская историческая литература стояла к протестантской церковно-исторической литературе, о которой у нас будет речь
354
С какой буквальностью Иннокентий в указанном случае следует Вейсманну, это ясно будет видно, если приведем подлинные слова последнего об Иринее: Jrenaeus, gente Graecus, Asiam ex probabili coniectura patriam habuit, Polycarpi auditor et discipulus discendi ardissimus, atque accuratissimus viri sancti observator… Poetas, philosophos tenebat ad unguem. Scripturam S. iu promtu habebat; innumera retinuerat, quae viva voce apostolorum discipuli docuerant Episcopum Lugdunensem fuisse constat Scripta memorabilia, e quibus soli nunc libri de haeresibus supersunt-Photius de Irenaeo judicavit (cod. 120), «quod nonnunquam obscurret spuriis rationibus Christianas religionis veritates». Abutuntur illa photiana ad contemtum Irenaei Clericus et qui… Illud censemus injustum esse, quando ex illustrantibus argumentis sive similitudinibus more veterum… Exem. gratia numerum quaternarium Evangeliorum illustrat Irenaeus per aleusionem ad 4 plagas mundi. Et eo nomine irridetur. — Introductio in memorabilia, p. 149–151.