Спускаясь в своей истории от обозрения направлений в христианстве, как главных носителей божественной жизни Христа, к более второстепенным, дробным проявлениям и органам этой божественной жизни — отдельным христианским личностям, индивидуумам, Неандер с большим вниманием останавливается на этом, в высшей степени подвижном, элементе человечества, однако же выражающем собою, так или иначе, по нему, полноту Христа. Его уважение пред индивидуальною христианскою жизнью, его внимательность к личностям церковной истории, его способность понять и описать их принадлежат к отличительным чертам его, как историка. Неандер имеет в такой мере, в какой не имеет никакой другой историк не только уважение, но даже благоговение пред христианскими индивидуальностями: индивидуальность для него нечто священное. И это уважение опирается у него на глубоком основании, он благоговеет пред ними, как пред носителями и органами христианской жизни. Отсюда они становятся одним из важнейших предметов его истории. С великою преданностью делу историка, с великою заботливостью он стремится постигать образы христианской индивидуальной жизни и найденную им драгоценность извлекает на свет во всем её блеске и целостности. Из этой преданности делу проистекает у Неандера способность влагать жизнь в исторические индивидуумы, находить и открывать христианскую жизнь под каждой покрышкой, в каждой форме, по-видимому даже чуждой требуемого содержания. Цель изображения индивидуальностей, как носителей христианской жизни, в отношении к задаче церковно-исторической — прекрасна[438]. По Неандеру, христианство должно постепенно проникнуть все человечество, преобразуя его, и в этом процессе реформирования каждому времени и национальности предуказана свойственная их характеру известная миссия. Но на чем другом наблюдать это преспеяние христианства, как не на отдельных, более выдающихся личностях, служащих средоточными пунктами и как бы маячными огнями для жизни остальных? Неандер именно хочет показать, как в лице индивидуумов созревало для христианской жизни целое общество, сложенное из таких единиц[439]. Но, к сожалению, в своем стремлении характеризовать общее чрез индивидуальное, целое чрез частное, Неандер заходит слишком далеко. У него в истории индивидуальное слишком перевешивает общее. Общество христиан для него какой-то внешний агрегат индивидуумов, целое распадается на отдельные личности. Отсюда, в истории Неандера отдельное лицо получает преимущественное значение пред целым обществом, индивидуализированное пред коллективным. Вместо целой церкви мы имеем пред собою только совокупность отдельных, исполненных христианскою жизнью, индивидуумов[440]. С этим естественно соединяется, что биографический элемент получает в его истории исключительное место, история грозит распасться в ряд биографий. До какой степени любовь к биографическим очеркам увлекала Неандера, об этом можно судить хотя по следующему примеру: Неандеру нужно было описать окончательную судьбу оригенистов, и вот он, рассказывая об этом, вплетает в рассказ биографии: Епифания Кипрского, Иеронима и подробно Златоуста, только потому, что так или иначе эти лица замешаны были в споры из за оригенистов. С указанным недостатком соединяется другой недостаток: при всей живости церковно-исторического движения в истории Неандера, при всем богатом разнообразии характеров, Неандеровой истории не достает однако же в собственном смысле идеи развития. Хотя индивидуумы и сменяются в течение истории, но главные черты, из которых слагается их историческое значение, в одном как и другом индивидууме остаются одни и теже; поэтому, несмотря на перемену мест и времен, пред нами является все один и тот же облик, все одни и те же элементы божественной жизни, только иначе комбинированные, и развития исторического — нет. Да и могло ли быть иначе, если возьмем во внимание следующее признание самого Неандера: «человеческая природа, оставаясь одною и тою же по своему существу, постоянно должна одинаковым образом относиться к христианству, её главные направления во зле, как и добре, одни и те же, хотя по различию времен и бывают различны формы, под которыми эти направления обнаруживаются»[441] Поэтому, если читатель и охотно следует за Неандером, когда он в истории вызывает тот или другой индивидуум и посвящает нас в жизнь их с её многоразличием, однако же в конце концов остается чувство неудовлетворенности, потому что мысль не находит того, что указывало бы на действительное движение исторической жизни. Пред нами картинная галерея без конца, в которой мы видим образы всегда схожие одни с другими и в которой наконец впечатлительность нашего духовного зрения сильно притупляется[442]. Если и происходит постоянное движение, смены явлений в истории Неандера, однако-же мы, по выражению Баура, не знаем — вперед или назад движется история, радоваться нам или печалиться[443].