Итак, несомненно, что беднота изображения Гарнаком как учения Основателя христианства, так и первоапостольского времени — есть дело намеренное, т. е. совершенно искусственное. Гарнак изложил учение Иисуса Христа, не беря в руки Евангелия, а учение первохристианского времени, не принимая во внимание Павловых посланий. На то и на другое у него не было прочных оснований и права — даже с точки зрения науки и его собственных научных представлений. Но если у него не было солидных научных оснований и никакого права поступать так, как он поступил, зато у него была непреодолимая потребность сделать именно так, а не иначе. Гарнак желал «построить» свою Историю так, как делают светские историки, не только не принимая в расчёт действия сверхъестественных начал, но и представляя себе историю, как развитие человечества от низших степеней цивилизации к высшим степеням этой же цивилизации. Не будем говорить о том, правы ли светские историки, руководящиеся подобными взглядами. Для нас важно отметить в настоящем случае лишь то, что Гарнак держится этих взглядов, работая в такой области, как церковная история. Церковная история не укладывается в такие рамки, в какие заключают светские историки гражданскую историю. Церковная история имеет своею точкою отправления не минимум развития, а полноту религиозных идей. Этого однако не хотел взять в расчёт Гарнак, и отсюда, как естественное следствие, выходило искажение им истории первохристианства. По теории светских историков, начальная историческая стадия развития данного общества (государства) проста, несложна, очень не богата идеями и учреждениями, по сравнению с последующими стадиями жизни общества. Поэтому и Гарнаку нужно было представить первоначальную эпоху христианства бедною идеями и учреждениями. Но в развитии этого предзанятаго взгляда, он встретился, после различных проскрипций исторических памятников, с двумя важнейшими памятниками христианской древности — Евангелием Иоанна и посланиями Павла. Однако же Гарнаку невозможно было воспользоваться этими памятниками, как свидетельством о характере и свойствах учения Христа и апостолов, невозможно было при точке зрения этого ученого. Если бы он изложил благовестие Христово и учение первохристианской эпохи по указанным источникам, в таком случае благовестие Христово оказалось бы безмерно широким, и проповедь апостольская и вера первых учеников Христовых богатыми содержанием и многообъемлющими. Но если бы это последнее случилось, тогда первая стадия истории христианства являлась бы разрушающею Гарнакову теорию о развитии христианского общества, как и всякого человеческого общества, прогрессивным образом — от более простого к более сложному. Нужно было как-нибудь развязать крепко затянутый узел, но вместо того, чтобы развязать, Гарнак решился разрубить его. И вот в результате — недостойные серьезного историка махинации, при помощи которых немецкий ученый старается отделаться от неудобных, мешающих стройности развития его теории, памятников. И вот появляются его, ни для кого неубедительные и ничего не доказывающие, элюкубрации, что Евангелием от Иоанна нельзя пользоваться при изложении проповеди Христа, потому что «оно, по своему происхождению, мудрейшая загадка»; что нужно отказаться и от посланий Павловых, как источника, откуда можно черпать сведения о верованиях «первого поколения» последователей Христовых, потому-де, что они оставались без влияния на религиозно-умственный строй апостольского века.