неправильного понимания Кириллова учения Гарнаком в значительной степени зависят у него и взгляды на значение и смысл последующих споров монофизитских. Несомненно, в раскрытии Кириллом своего учения можно замечать неодинаковые оттенки: его учение отличается одним характером до 433 года, до времени унии между ним и антиохийцами, и несколько другим характером от времени этого события до смерти св. отца. Но тем не менее никогда Кирилл не был монофизитом, как желает представлять себе этого великого богослова Гарнак, и никогда он, Кирилл, не отказывался от своего первоначального учения и не заменял его каким-либо другим — ему несвойственным, т. е. не был отступником от раз усвоенных воззрений. Доказывая монофизитизм Кирилла, Гарнак говорит: «для понимания христологии Кирилла особенно имеет значение его положение, что прежде вочеловечения было (во Христе) два естества, а по вочеловечении оставалось только одно», и прибавляет: «эту формулу Кирилл употребляет несчетное число раз и вариирует ее». Если бы действительно Кирилл пользовался этой формулой для раскрытия своего учения — да еще при том же употреблял бы бесчисленное число раз, то не было бы никакого сомнения, что Кирилл истинный отец монофизитства. Ведь это — та самая формула, которая характеризует отъявленного монофизита Евтихия и составляет шибболет его учения. Читатель наперед догадывается, что Кирилл не мог употреблять и действительно не употреблял подобной формулы. Такой чисто-евтихианский смысл Гарнак придает одной подлинной Кирилловой фразе, которую этот отец много раз повторяет в своих сочинениях и, но которая будучи переведена буквально и понята правильно, не заключает в себе ничего еретического монофизитского. Указанный ложный смысл немецкий ученый придает известной фразе Кирилла: «μία φόσις του θεού Λόγου σεσαρχομένη». Буквально ее нужно перевести так: «едина воплощенная природа Бога Слова»: мы видим, что это совсем не то, что навязывает Кириллу Гарнак. Здесь и намека нет на какие-то два естества, будто бы имевшие место во Христе лишь до Его воплощения или вочеловечения. Не должно поставлять в сомнение и недоумение — людей, знающих по-гречески — и то обстоятельство, что в буквальном переводе: μία φόσις значит: одно естество, т. е. как будто бы в самом деле указывает на монофизитство Кирилла. В дни Кирилла точная христологическая терминология только что стала вырабатываться, и св. отец не мог быть точен в терминах, как это стало возможно после времен халкидонского собора. Он употреблял φόσις: естество вместо ύποστάσις: лице, поэтому: μία φόσις значит не единая природа, а единое лице, или единая индивидуальность. Такое смешение понятий есть остаток более древнего не точного христологического языка. Итак, мы видим, что Гарнак не имел права перефразировать разобранную формулу Кирилла, как он это делает, и что если он это делает, то очевидно делает с непохвальною целью представить Кирилла Евтихием до Евтихия. Упрекать же Кирилла в непоследовательности и изменении своих первоначальных воззрений по вопросу христологическому на другие, несвойственные ему, дают повод как Гарнаку, так и другим некоторым западным писателям обстоятельства примирения (унии) Кирилла с антиохийцами после вселенского собора эфесского, в 433 году. Как известно, этот собор, 431 года, не привел Кирилла и александрийцев к единению с антиохийцами. Виной этого были сами антиохийцы, которые подозревали, что Кирилл учит слиянию естеств во Христе. Для того, чтобы уничтожить подобное подозрение, Кирилл в 433 году подписал символ (вероизложение), предложенный ему антиохийцами, символ, в котором ясно утверждалось неслиянное соединение естеств. После этого установилось примирение между антиохийцами и Кириллом. Значение этой унии чрезвычайно велико. В борьбе с Несторием Кирилл, как естественно, раскрывал с особенною энергией учение о теснейшем единении естеств во Христе, отрицаемом (единении) или же извращаемом сейчас названным еретиком, притом же в своих сочинениях по поводу Нестория, как мы видели, Кирилл употреблял термины не совсем точные, приводящие к не совсем правильному пониманию учения св. отца даже и в наши дни; а после эфесского собора, когда борьба с Несторием закончилась, тот же Кирилл, по поводу унии с антиохийцами, имел случай разъяснить и другую сторону своего христологического учения, — о том, что природы во Христе, хотя и соединены, но пребывают неизменными и неслиянными. Таким образом в последнем случае, он, Кирилл, прояснил и пополнил свое прежнее учение. Может быть даже в этом случае он выразил свою христологическую доктрину яснее и определеннее. Это впоследствии имело большое значение. Гарнак еще думает, что Кирилл согласился с антиохийцами только для виду, оставаясь будто бы в глубине души противником учения о двух неизменных естествах, но этот ученый допускает такое обидное для св. отца предположение единственно потому, что подлинным учением Кирилла считает монофизитство, — в чем, как мы показали, Гарнак заблуждается.