Что касается университетского устава 1884 года, то мы лишь слегка коснемся его. Должно сказать, что до этого времени каждый профессор университета излагал пред слушателями из области своей науки: что хотел и сколько хотел, соображаясь лишь с своим вкусом и наклонностями. Новейший устав ограничил эту свободу. Введен так называемый государственный экзамен для студентов и вместе с этим решено экзаменовать их «не из профессора, а из науки». Явилась нужда в программах наук. Составлена программа и по Церковной истории. Об этой программе, как такой, распространяться нечего. Все программы — известная истина — одинаковы. Я хочу сказать, что все существующие на свете программы одинаково никого не удовлетворяют. Но не об этом у меня речь. Университетская программа по Церковной истории при кажущейся краткости её очень обширна. То, что содержится в ней, — изучение этого с кафедры в духовных академиях разделено между пятью профессорами, именно: 1) библейской истории, 2) древней Церковной истории с позднейшею греко-восточною церковью, 3) Истории западных исповеданий, 4) русской Церковной истории, и наконец, 5) истории раскола и русских сект. Но это еще не все. Часть вопросов, входящих в университетскую церковно-историческую программу, относится в академиях к области вспомогательных по отношению к истории наук — патристики, церковного права и церковной археологии. Итак, если бы кто захотел, чтобы церковно-историческая программа университетского курса выполнялась действительными специалистами, т. е. лицами, знающими многочисленные источники науки и всю её литературу, то потребовалось бы пригласить для этого дела из Академии от пяти до восьми специалистов, т. е. треть всех наличных ученых сил Академии. При теперешнем распределении богословских наук в академиях по кафедрам, нет и не может здесь обрестись специалиста, который с легким сердцем взялся бы за это дело. Пользуясь фигуральным выражением, употребленным, при другом впрочем случае, неким греческим патриархом, церковный историк академического производства и пломбы, принимая на себя задачу выполнить означенную программу, приемлет на себя долг тяжелый, как пирамида. Для полного успеха церковно-исторической науки в университете она должна бы иметь нескольких представителей с специальным назначением, как в Академиях. Без этого условия едва ли можно надеяться на её процветание.
Обозрев, насколько это требовалось нашей задачей новейшие академические и университетские уставы шестидесятых и восьмидесятых годов, спросим себя: каких же плодов достигла наша наука при действии означенных уставов? Если она двинулась вперед и оказалась не чуждой успехов, то какими фактами можно засвидетельствовать такое явление?
Мы уже замечали, что в последнее время, в особенности вследствие благотворного влияния академических уставов, деятельность в сфере обозреваемой науки заметно увеличилась и развилась. Если мы перечислим выдающихся ученых, заявивших себя трудами по части так называемой общей Церковной истории в рассматриваемое последнее время, то найдем в этом лучшее доказательство указанного отрадного явления. Правда, таких лиц очень немного, но они все же есть. Из профессоров академий упомянем: Троицкого, Болотова, Курганова. Профессор Петербургской Академии И. Е. Троицкий (†), был очень основательный ученый, притом же обладавший живою историческою восприимчивостью, известен своими трудами по истории средневековой византийской церкви, был искусный и тонкий синтетик; но не очень много сделавший для науки, несмотря на 40-летнее занятие ею[631]. Профессор той-же Академии В.В. Болотов (†), с большими наклонностями лингвиста, подобно эрлянгенскому профессору Энгельгардту (†)[632]: он знал многие новые языки, прекрасно — классические, а также еврейский, арабский, коптский и абиссинский и друг.; его ученые работы сосредоточивались вокруг египетского христианства древнего времени; ценители церковно-исторических знаний вправе были бы ожидать от него какого-либо замечательного труда; был неподражаем в обследовании исторических деталей[633]. Профессор Ф.А. Курганов состоит при Казанской академии и славится многостороннею эрудицией, хотя его научные взгляды отличаются излишним ригоризмом и некоторым архаизмом: более всего он посвящает свои труды разработке вопроса об отношении церкви и государства на Востоке и на Западе; человек очень сильный в области критики. Из числа профессоров университета, оставивших заметные следы в изучении науки — общей церковной истории, упомянем лишь одного: покойного Иванцова-Платонова. А остальных исключаем, потому что они мало известны в сейчас упомянутой специальной области нашей науки[634]. Протоиерей А. М. Иванцов, мой предшественник по церковно-исторической кафедре в Московском университете, был питомцем Московской академии и впоследствии доктором богословия моей промоции. Но о нем в виду его кончины († 1894) еще столь недавно и так много было писано похвального[635], что, если бы я и пожелал, не мог бы прибавить ни одного слова в том же роде; говорить же о нем в другом роде и тоне (известно, что совершенства нет в мире)[636] признаю здесь неуместным.
631
Проф. Троицкий скончался в 1901 г. В издаваемом Петербургской дух. Академией
633
К глубокому прискорбию для нашей церковно-исторической науки, Болотов в 1900 году, в цвете лет скончался, не успев обогатить нашу науку каким-нибудь замечательным, делающим эпоху, трудом. Вскоре после его безвременной кончины появилось немало статей и брошюр, посвященных памяти почившего. Нам известны следующие издания в этом роде: 1) Венок на могилу В. В. Болотова: здесь помещены — некролог его, речи при погребении его и список его сочинений (извлечено из Церк. Вестн., № 16). Пб. 1900. 2) Рубцова. В. В. Болотов (биографический очерк) (стр. 1–130). Тверь, 1900. 3) Лебедева Д. А. Воспоминания о В. В. Болотове. Тверь, 1901. 4) Проф. Тураева. В. В. Болотов. Пб. 1900 (оттиск, но не указано — откуда именно). В последней брошюре заметна попытка отнестись критически к произведениям Болотова. 5) Бриллиантова, А. (преемника Болотова по кафедре). К характеристике ученой деятельности В. В. Болотова, как церковного историка (Христ. Чтения, 1901, т. 211, ч. 2). Статья, достойная светлой памяти покойного профессора. Но все же нужно сказать, что литература о знаменитом покойном профессоре не дает вполне удовлетворительной характеристики этого ученого, например не раскрыто в ней генезиса и психологии ученой его работы, как таковой; но это, конечно, может быть предоставлено будущему историку русской церковно-исторической науки.
634
Например, профессор Новороссийского университета Η. Ф. Красносельцев (†) ограничивался историческим изучением богослужения (что относится к области науки, известной с именем литургики) и проч.
635
Два референта в этом роде проф. М.С. Корелина и кн. С.Н. Трубецкого напечатаны в журнале: «Вопросы философии и психологии», за 1895 г.; отчасти в тон же роде писал о нём проф. И. Н. Корсунский («Богосл. Вестн.», 1894, т. IV).
Кроме того в последнее время в нашем же сочинении: «История разделения церквей — с указанием русской литературы, относящейся к этому предмету» (стр. 381–413). Москва, 1900. И еще в нашей же брошюре: «Профес. А.М. Иванцов, я (т. е. автор) и свящ. Н. Добронравов, защитник первого». Москва, 1899 (Брошюра эта представляет перепечатку наших статей из Московских Ведомост., за 1899 г., №№ 297–300, 302–303 и 305). Слич. также официальный отзыв проф. Курганова о книге Иванцова: «К исследовании о патриархе Фотии» (
636
С теневых сторон проф. Иванцов был рассмотрен нами в отдельной книге под заглавием: «Из истории вселенских соборов IV и V в.» М. 1882 (Вся книга посвящена оценке научных приемов о. Иванцова), а также в нашей статье: «По поводу критики прот. Иванцова» (Прибавл. к Творен, св. отцев, т. 31, стр. 352–384).