Сейчас указанные свойства воззрений Горского на историю церкви могут приводить к мысли, что, рассматривая историю, как обнаружение Божественных действий, он тем самым отказывался от изучения естественных деятелей естественных причин и условий развития церковно-исторической жизни. Но эта мысль несправедлива. Горский никогда не забывал той основной истины, что история христианской жизни раскрывалась среди чисто исторических, человеческих отношений, и потому может быть изучаема только в связи с этими отношениями. К этой истине Горский не раз обращался в своих вступительных чтениях. Лучшим доказательством этого служат его мысли о том, как следует серьезному историку изучать историю христианских догматов. История христианской догмы есть важнейшая сторона для изучения историка. Здесь центр тяжести всего развития церковной жизни. Осторожный историк здесь меньше всего может допускать влияние духа времени и исторических условий. Потому что, если допущено будет, что догма развивается таким же путем, как и всякая человеческая истина, в таком случае грозит опасность перемешать откровенную истину с естественною истиною человеческою — в представлении историческом. Горский однако же не находит ничего предосудительного в том, чтобы рассматривать историю христианского учения в связи с общим ходом умственного развития человечества; он только старается указать, какие пределы в этом случае должен не переступать историк. Горский объявлял своим слушателям: «в отделе науки о учении должно раскрывать направление и успехи христианской догматики. Одного фрагментарного собрания изречений или мест из сочинений отцев церкви о каких-либо истинах христианского учения недостаточно. И такое изображение состояния учения в каком либо периоде не было бы верно. Учение имеет свою жизнь, свои направления, движения, борьбу, успехи. Догмат, как мысль Божественная, навсегда изреченная человечеству в откровении, всегда полон сам в себе, тождествен, единичен. Но как мысль, усвояемая человеком, он принимает различные виды; его сфера то расширяется, то сокращается; то она делается светлее, то снова затмевается. Прилагаясь к различным отношениям человека, необходимо становится многосложнее; соприкасаясь с той или другой областью познаний, он и их объясняет и сам ими объясняется». При другом случае, указывая отношение догмы к многоразличию человеческих интеллектуальных отношений о развитии истории церковного учения Горский говорил: «надлежит в каждом времени обращать внимание на развитие, — средства и степень развития учения веры и благочестия. На чем остановился ход развития учения в предшествующем периоде? Кто продолжал его движение в настоящем? Как в самых движителях оно образовывалось? С кем или с чем оно встречалось и боролось? И что было следствием сего столкновения?» Предметом, заслуживающим особенного внимания при изучении истории церковного учения, Горский поставляет уяснение вопроса о «влиянии индивидуальных качеств учителей церкви на учение церкви». Как понимать эту последнюю мысль — об этом наш историк в одной своей вступительной лекции высказывается очень ясно и вполне справедливо. «Биографические сведения о учителях церкви и перечень их сочинений, при изложении истории церковного учения, нужны в таком случае и в такой мере, когда и сколько это требуется для раскрытия состояния учения, когда и сколько первыми определяется образ действования какого либо учителя церкви, а последние служат источником раскрываемых истин; вообще указанные сведения должны служить к раскрытию направления и успехов развития христианской догматики. Здесь говорится о развитии догматики, а не догматов», предостерегает профессор легкомысленного слушателя. Богоучрежденность церкви, Богооткровенность её учения таким образом, по сознанию нашего историка, не исключают естественного хода развития церкви, последнее представление не противоречит понятию о ней, как организме, одушевляемом высшими силами.