с христианками во время гонений. Проспер Аквитанский (V в.) так рассуждает об этом: "Если сохраняется святость души, то святость тела остается нерастленной, хотя бы тело и потерпело растление; напротив, как скоро не соблюдена чистота души, исчезает и святость тела, хотя бы тело не было осквернено". В мученических Актах рассказывается, что когда консул Пасхазий, в царствование Диоклетиана, святую деву Люцию, из Сиракуз в Сицилии, приказал отдать в публичный дом, она отвечала: "Тело никогда не может вступить в преступную связь, когда нет на то согласия души. Если совершат со мной насилие, непорочность моя удвоится, и я получу венец". Впрочем, если приходилось выбирать что-либо одно из двух: смерть или бесчестие, христианские девы и жены с радостью и решительностью выбирали смерть. Они скорее соглашались потерять жизнь, чем лишиться девства, охотнее шли ко львам, чем к содержателям публичных домов (ad leonem, quam ad lenones). Об этом свидетельствует христианский поэт Пруденций Климент (IV в.). В особенности часто случалось в царствование Максимина, преемника Диоклетиана, что христианские жены и девы подвергались казни или пыткам за то, что они не хотели служить гнусным страстям этого императора, его сановников и военачальников. Евсевий насчитывает не менее 600 христианок, которые приобрели за свое мужество в этом случае великую славу. Во главе этих героинь он ставит именитую и высокообразованную александрийку, которая многократно отвергала неистовые искания языческого императора Максенция и за это, наконец, была лишена своего богатого имущества. Христианки в период гонений решались даже на самоубийства, лишь бы не потерять свою честь. Позднейшие отцы Церкви не одобряли подобные поступки, но в более древнее время многие считали самоубийство, совершенное при таких тесных обстоятельствах, не только позволительным, но и считали его подвигом, заслуживающим всяких похвал. У Евсевия встречаем такой рассказ: "Достойна удивления одна женщина-христианка в Риме, благороднейшая и скромнейшая из всех, которым пытался нанести бесчестие Максенций. Едва только узнала она, что люди, в таких делах прислуживающие извергу, окружили дом ее, и что ее муж, бывший римским префектом, из страха содействует ее похищению, тотчас, выпросив себе минуту времени, будто для того чтобы прилично одеться, входит в свою внутреннюю комнату и, оставшись одна, пронзает себя мечом и немедленно умирает". - О других подобных случаях рассказывает церковный историк Никифор Каллист; именно он говорит о двух знаменитых антиохийских девах, которые по совету своей матери бросились в воду, чтобы избегнуть позора. Он прибавляет, что этот поступок встретил такое одобрение, что вслед за ними с той же целью побросались в море и многие другие антиохийские девы. Тот же Никифор передает сказание об одном случае, в высшей степени замечательном по своей необычайности. Дело было с христианской девой Евфразией, из Никомидии. Она спрашивала Никомидийского епископа Анфима (во времена Диоклетиана), что она должна сделать, если ей случится выбирать или смерть, или идолопоклонничество. Он посоветовал ей в подобном случае выбрать смерть. И она привела в исполнение это решение своего пастыря, но привела так, как едва ли можно было ожидать. По определению гонителей, она была отдана одному юноше на растление. Оставшись с ним в уединенной комнате, Евфразия объявляет ему, что она владеет одним волшебным средством, которое делает человека неуязвимым, и что она сообщит ему этот секрет, если он не коснется ее непорочности. Затем она сделала смесь из воска и масла, обмазала себе шею и пригласила юношу изо всех сил ударить ее мечом по шее, уверяя, что он увидит, что не принесет ей никакого вреда. Опыт сделан, и она лишилась жизни, как и желала того. Так как в то время очень хвалили за подобную хитрость, то нечего удивляться тому, что заслуживал одобрения и всякого рода обман, если только он имел целью охранение своей девственности. Так, тот же Никифор рассказывает об одной христианской деве, что она в видах сохранения своего целомудрия объявила себя больной позорной болезнью. - От истинной девственности в древней Церкви требовали, чтобы она выражалась во всем поведении девственников. В этом отношении Тертуллиан говорит следующее: "Для целомудрия недостаточно того, что оно существует, нужно также, чтобы оно проявлялось. Оно должно быть так совершенно, чтобы оно из души переходило на одежду, простиралось от сердечных внутренностей до внешних покровов". Поэтому было строго запрещено девственникам носить какую-нибудь неприличную одежду, допускать себе такого же рода украшения и удовольствия. Киприан писал: "Девы ни для кого не должны украшаться, не должны стараться нравиться никому, кроме их Господа, от Которого они получают награду за девство. Дева не должна украшаться так, как будто она отыскивает себе мужа. Дева, привлекающая к себе взоры юношей и возбуждающая в них страсти своими нарядами, не может быть целомудренной и скромной в душе!" - "Девы, украшающие себя золотом, жемчугами и драгоценными камнями, потеряли красоту сердца".