С 1764 года все церковные и монастырские земли были секуляризованы — отобраны в государственную казну. Этим актом окончательно упразднялось церковное вотчинное землевладение в России. С этих пор лишь небольшие ненаселенные участки земли могли оставаться в церковной собственности. Но Церковь не была ограничена в приобретении движимого имущества и накоплении денежных средств.
Радикальные изменения в имущественной правоспособности Церкви наступили после падения монархии и синодальной системы и с изданием Декрета об отделении Церкви от государства в 1918 году. Ныне храмы и часть богослужебной утвари, которой, пользуются верующие люди, находятся в собственности государства, храмы арендуются общинами православных христиан, так называемыми двадцатками, которые несут материальную ответственность за сохранность выданного им имущества. Часть богослужебной утвари, денежные средства, предметы хозяйственного назначения находятся в распоряжении церковной общины по праву собственности. По тому же праву двадцатки могут иметь и храмы, если эти храмы построены на средства прихожан. Новый закон нашей страны о свободе совести предоставил церковным общинам и учреждениям права юридического лица.
В канонах нет ответа на вопрос о том, кому в Церкви принадлежит право собственности на имущество, используемое в религиозных целях. Поскольку в Византии, на Руси и на Западе вплоть до позднего средневековья церковное имущество в принципе было неотчуждаемо, вопрос этот не имел практической важности. Однако, в эпоху Реформации, когда Католическая Церковь лишилась не только своих пасомых, отпадших в протестантские церкви, но и богатств, в том числе земельных владений, вопрос о церковном праве собственности приобрел большой практический смысл.
С первых веков церковной истории выдвигались разные учения о субъекте собственности церковных имуществ. Еще на почве римского права сложилось учение, согласно которому церковное имущество, предназначенное исключительно для церковных нужд, принадлежит Богу. Но противники этой теории использовали такой аргумент: к Богу неприменимы юридические понятия гражданского права об обязательствах, взысканиях за долги, подчинении регулятивной власти государства. Поэтому некоторые немецкие ученые называли данную теорию «наивным богохульством». Сторонники другой теории, также восходящей к первым столетиям истории Церкви, провозглашают; церковное достояние — это собственность нищих. Все неспособные жить на свои средства, в том числе к духовенство, лишенное возможности добывать себе средства к существованию трудом вне храма и богослужения, имеют право жить за счет церковного имущества. Еще Августин Блаженный говорил, что епископы, распоряжающиеся церковным имуществом, — это только прокураторы, уполномоченные хозяев, а подлинные хозяева — нищие (pauperes). Однако, на основании папских декреталов, на Западе церковные доходы подлежали делению на четыре части: одна шла в пользу епископа, причем не только на его личные нужды, но и на гостеприимство и прием странствующих, другая — на содержание клириков, третья — на нищих, четвертая — на церковно-строительные и богослужебные издержки. Таким образом, бедным, согласно этим декреталам, доставалась лишь четверть церковных доходов, следовательно, считать именно их собственниками церковного имущества не было достаточных оснований. К тому же отсутствие каких бы то ни было правовых обязанностей нищих по отношению к церковному имуществу также не позволяет считать их собственниками церковного имущества в формально юридическом смысле. Но в Византии и особенно у нас, на Руси, где церковное право не тяготело к уподоблению гражданскому праву с его юридическим формализмом, были чрезвычайно распространены обе эти идеи: о Боге и о нищих как собственниках церковных достояний. В жалованных и вкладных грамотах вотчины жертвовали Богу, Спасу, Пресвятой Богородице, святителю Николаю, Иоанну Предтече. А церковное богатство в древнерусских памятниках иногда именуется богатством нищих.
Между тем в Западной Европе в средневековье была выдвинута теория общецерковной собственности, которая, в сущности, сводилась к признанию папы субъектом права собственности на церковное имущество, хотя из-за ряда причин прямо это не провозглашалось. Однако, в эпоху Реформации и в новое время теорию эту уже нельзя было применить к действительной жизни: ни одно из новоевропейских национальных государств, в том числе и католических, не склонно допускать, чтобы в пределах его территории церковным имуществом распоряжалась экстерриториальная власть. Но что касается Церквей национальных, замкнутых в пределах одного государства, эта теория находила свое отражение в положительном праве. У нас в России в XIX столетии эта теория лежала в основе «Устава церковных дел иностранных исповеданий» в применении к Армянской Церкви.