Наконец мне все-таки удалось уговорить их взять деньги — их можно истратить на какое-нибудь доброе дело, ведь они занимаются благотворительностью. У меня прямо камень с души свалился, когда они согласились.
Нас свел странный эпизод с лягушкой, пока же мы препирались из-за чека, то совсем расположились друг к другу. Я стал частенько к ним захаживать по дороге домой. Не скрою: меня очень привлекало общество обаятельных жизнерадостных барышень, я чувствовал себя легко и непринужденно, будто знал их всю жизнь. Я никак не мог забыть их старика сторожа и часто принимался расспрашивать сестер о бедняге, но ничего хоть сколько-нибудь интересного я от них не добился. Они неизменно твердили, что он был ужасно славный и ужасно добрый и всю жизнь, сколько они себя помнят, служил у отца. О лягушке, которую он мне продал, выяснить ничего не удалось. Вдову им, естественно, расспрашивать не хотелось.
Однажды вечером, когда мы со старшей сестрой пили чай в комнате за лавкой, я стал листать альбом с фотографиями. И вдруг увидел лицо, удивительно похожее на старика сторожа. Да, это он, те же резкие, выразительные черты; но, судя по всему, фотография была снята много лет назад. Он был уже немолод, но еще далек от той старческой пергаментной изможденности, которая врезалась мне в душу. Какие необыкновенные глаза! Нет, без сомнения, это был человек замечательный. Я внимательно разглядывал выцветшую фотографию.
— Как прекрасно получился на этом снимке бедняга Холмс! — заметил я.
— Холмс? А я и не знала, что здесь есть его фотография, — отозвалась мисс Уилтон. — Покажите.
Я подошел к ней с открытым альбомом, но тут в комнату заглянула младшая сестричка.
— А я в кино, — весело сообщила она, — Только что звонил папа, сказал, он будет здесь через четверть часа, хочет посмотреть буфет в стиле Томаса Шератона.
— Хорошо. Я буду здесь, мне очень интересно его мнение, — сказала мисс Уилтон, беря альбом у меня из рук. На той странице, которую я открыл, было несколько фотографий.
— Где же Холмс? — спросила она. — Его здесь нет.
Я показал ей фотографию.
— Господь с вами! — воскликнула она, — Это же мой отец!
Я ахнул.
— Ваш отец?
— Да. У них с Холмсом не было ни малейшего сходства. Когда Холмс впустил вас, в лавке, наверно, было совсем темно!
— Да, вы правы, здесь было действительно довольно темно, — подтвердил я, стараясь выиграть время, а сам думал: нет, погодите, что-то тут не так. Не мог я до такой степени обознаться, хоть бы и в темноте. У меня не было ни малейших сомнений: я держу в руках фотографию именно того человека, которого принял когда-то за сторожа.
Странная, непостижимая история!
Значит, это их отец? Почему он остался в лавке тайком от дочерей и почему… почему, ради всего святого — объясните мне: почему скрыл от них, что продал мне лягушку? Почему, когда выяснилась истинная — баснословная — цена лягушки, оставил дочерей в убеждении, что продал ее мне покойный Холмс?
Может быть, ему было стыдно признаться, что он проглядел шедевр? А может быть, дочери ничего ему не сказали, желая оставить себе неожиданно свалившееся богатство? Видимо, я столкнулся с какой-то глухой семейной тайной. Что ж, если отец решил скрыть свой поступок, мне уж тем более не следует разглашать его. Чутье подсказывало мне, что надо молчать. Младшая сестра сказала, что отец скоро придет. Интересно, узнает он меня?
— Да, замечательное лицо, — повторил я, твердо решив не обнаруживать своих подозрений.
— Правда? Вы тоже так считаете? — Она радостно вспыхнула. — Такое проницательное и мужественное. Я хорошо помню, когда он снялся на эту фотографию, — незадолго до того, как началось его увлечение религией. — Она произнесла эти слова так, будто считала увлечение религией тяжкой болезнью.
— Он что, вдруг страстно ею увлекся?
— Да, — нехотя подтвердила она. — Бедный папа! Подружился с каким-то священником, и его словно подменили. Стал совсем другим человеком.
Голос ее дрогнул, и я догадался — она уверена, что рассудок отца помрачился. Не в этом ли разгадка тайны? Оба раза, что мы встречались, он вел себя столь странно, что действительно производил впечатление помешанного.
— Увлечение религией не принесло ему счастья? — отважился предположить я, потому что мне хотелось узнать как можно больше об этом необыкновенном человеке до того, как мы встретимся.